Неточные совпадения
«Если бы закон, — говорит он, — или государь, или какая бы то ни
было другая власть на земле принуждали тебя к неправде, к нарушению долга
совести, то
будь непоколебим.
И не больше ли свободы
было на Западе, где боролись за свободу и где впервые утвердились дорогие Хомякову свобода
совести и мысли?
Вы сказали бы помещику, что так как его крестьяне — его братья во Христе, а как брат не может
быть рабом своего брата, то он и должен или дать им свободу, или хотя, по крайней мере, пользоваться их трудами как можно выгоднее для них, сознав себя, в глубине своей
совести, в ложном положении в отношении к ним».
Это народническое сознание
было «работой
совести»,
было сознание греха и покаяния.
«Для „общечеловека“, для citoyen’a, — писал Михайловский, — для человека, вкусившего плодов общечеловеческого древа познания добра и зла, не может
быть ничего соблазнительнее свободы политики, свободы
совести, слова, устного и печатного, свободы обмена мыслей и пр.
Он различает работу чести, свойственную трудовому народу, который должен восходить, и работу
совести, которая должна
быть свойственна привилегированным образованным классам, — они должны искупить свою вину перед народом.
Огромная разница еще в том, что в то время как Руссо не остается в правде природной жизни и требует социального контракта, после которого создается очень деспотическое государство, отрицающее свободу
совести, Толстой не хочет никакого социального контракта и хочет остаться в правде божественной природы, что и
есть исполнение закона Бога.
Он
был пробудителем религиозной
совести в обществе религиозно-индифферентном или враждебном христианству.
— Да уж вы как ни делайте, он коли лентяй, так всё будет чрез пень колоду валить. Если
совесть есть, будет работать, а нет — ничего не сделаешь.
Половину следующего дня она была тиха, молчалива и послушна, как ни мучил ее наш лекарь припарками и микстурой. «Помилуйте, — говорил я ему, — ведь вы сами сказали, что она умрет непременно, так зачем тут все ваши препараты?» — «Все-таки лучше, Максим Максимыч, — отвечал он, — чтоб
совесть была покойна». Хороша совесть!
Белинский — самая деятельная, порывистая, диалектически страстная натура бойца, проповедовал тогда индийский покой созерцания и теоретическое изучение вместо борьбы. Он веровал в это воззрение и не бледнел ни перед каким последствием, не останавливался ни перед моральным приличием, ни перед мнением других, которого так страшатся люди слабые и не самобытные, в нем не было робости, потому что он был силен и искренен; его
совесть была чиста.
Неточные совпадения
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет
совести, // На шее — нет креста!
Да только ты по
совести, // Чтоб
были настоящие — // Потолще, погрозней».
Не
пьют, а также маются, // Уж лучше б
пили, глупые, // Да
совесть такова…
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по
совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И в ноги поклонился нам.
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб
быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего
будет легче не делать того, за что б
совесть угрызала.