Неточные совпадения
Я больше всего любил философию, но не отдался исключительно философии; я не любил «жизни» и много сил отдал «жизни», больше других философов; я не любил социальной стороны жизни и всегда
в нее вмешивался; я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим
путем; был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать.
Прежде всего, я убежден
в том, что воображение еcть один из
путей прорыва из этого мира
в мир иной.
Я никогда не знал рефлексии о том, что мне
в жизни избрать и каким
путем идти.
Многое я приобрел
в своем духовном
пути,
в опыте своей жизни, но свобода для меня изначальна, она не приобретена, она есть a priori моей жизни.
Когда мой духовный
путь привел меня
в близкое соприкосновение с миром православным, то я ощутил ту же тоску, которую ощущал
в мире аристократическом и
в мире революционном, увидел то же посягательство на свободу, ту же вражду к независимости личности и к творчеству.
Два движения есть
в человеческом
пути, движение по линии восходящей и движение по линии нисходящей.
Но обозревая свой духовный
путь, я должен сказать, что у меня не было того, что называют
в точном смысле обращением (conversion).
В этом случае то, что
в книге написано, есть лишь знаки моего духовного
пути.
Я позже буду говорить о философах, имевших особенное значение
в моем умственном
пути.
И многое, что было
в начале моего философского
пути, я вновь осознал теперь, после обогащения опыта мысли всей моей жизни.
Основная метафизическая идея, к которой я пришел
в результате своего философского
пути и духовного опыта, на котором был основан этот
путь, это идея примата свободы над бытием.
Вспоминая пройденный философский
путь, я ясно вижу
в своей жизни ритмичность: периоды творческого подъема, горения и периоды ослабления творческого подъема, охлаждения.
В чем-то самом главном
в своем духовном и познавательном
пути я отличаюсь от преобладающего типа романтиков.
В самом начале моего духовного
пути у меня не было встреч с людьми, которые имели бы на меня влияние.
Какие основания, заложенные
в моей природе, побудили меня вступить на этот
путь?
Решено было воспользоваться существующим уже журналом «Новый
путь», введя
в него новые элементы и преобразовав его.
И
в группе «Нового
пути», и
в группе «идеалистов» (наименование неточное) были религиозные искания, но
в «Новом
пути» ориентация была главным образом литературная, у у нас же главным образом философская и общественная.
Через несколько номеров журнала оказалось, что
в таком эклектическом виде «Новый
путь» дальше существовать не может, и был создан новый журнал «Вопросы жизни», просуществовавший всего один год
в трудных условиях начинающейся революции.
И ныне,
в конце своего духовного
пути, я чувствую себя более чем когда-либо «мистическим анархистом», хотя предпочитаю не употреблять это скомпрометированное словосочетание.
Припоминая свой духовный
путь, я принужден сознать, что
в моей жизни не было того, что католики и протестанты (гораздо менее православные) называют convertion и чему приписывают такое центральное значение.
Для описания своего духовного
пути я должен все время настаивать на том, что я изошел
в своей религиозной жизни из свободы и пришел к свободе.
В результате долгого
пути я принужден сознать, что православие неопределимо, гораздо менее определимо, чем католичество и протестантизм.
Я пришел к неизбежности допустить существование несотворенной свободы, что,
в сущности, означает признание тайны, не допускающей рационализации, и описание духовного
пути к этой тайне.
Помню один сон, самый замечательный сон моей жизни,
в котором отразилось что-то существенное
в моем духовном
пути.
Истина не падает на нас сверху как какой-то блестящий предмет, она есть также
путь в жизнь, она приобретается
в духовной борьбе,
в движении.
Но если сознание греховности есть неизбежный момент духовного
пути, который мне очень свойствен, то исключительная отдача себя этому сознанию и бесконечное углубление
в него приводит к подавленности и к ослаблению жизненной силы.
Для моего философского
пути важно отметить, что я не верю
в возможность рациональной онтологии, я верю лишь
в возможность феноменологии духовного опыта, символически описываемого.
На обратном
пути в Россию, вызванные болезнью матери, посетили Ассизы.
Это письмо я напечатал
в «
Пути».
В 26 году начал издаваться под моей редакцией журнал «
Путь», орган русской религиозной мысли, который существовал 14 лет.
Я все время боролся против реакционных религиозных и политических настроений, боролся
в журнале «
Путь», боролся
в Религиозно-философской академии, боролся
в христианском движении молодежи.
По поводу истории с Г. П. Федотовым я написал
в «
Пути» резкую статью «Существует ли
в православии свобода совести?», которая поссорила меня с профессорами Богословского института и создала затруднения для «
Пути».
Я всегда вдохновлялся словами доктора Штокмана
в ибсеновском «Враге народа»: «Самый могущественный человек тот, кто стоит на жизненном
пути одиноко».
У человека есть подлинный опыт адских мук, но это лишь
путь человека и лишь пребывание
в дурном времени, бессилие войти
в вечность, которая может быть лишь божественной.
Главный аргумент
в защиту Бога все же раскрывается
в самом человеке,
в его
пути.
Роман, раскрывшийся вполне лишь
в XIX веке, был настоящим
путем самопознания человека, и этим он приобретает философское значение.
Я не задаюсь целью обнаружить себя
в сыром виде, обнажить себя, я задаюсь целью совершить акт экзиcтенциального философского познания о себе, осмыслить свой духовный
путь.
Я старался выйти из затруднения
путем привычки, которая, создавая иллюзию как бы освобождения от материального мира,
в действительности освобождает лишь от усилий, которых требует сопротивление материального мира.
Подлинное же творчество человека должно
в героическом усилии прорвать порабощающее царство объективации, кончить роковой
путь ее и выйти на свободу, к преображенному миру, к миру экзистенциальной субъективности и духовности, то есть подлинности, к царству человечности, которая может быть лишь царством богочеловечности.
Значение своей экзистенциальной мысли я вижу именно
в этом предчувствии,
в этом сознании двух
путей, лежащих перед человеком, —
пути объективации, экстериоризации, заковывания
в призрачном могуществе и массивности и
пути трансцендирования к преображенному и освобожденному миру, Божьему миру.
С нами ехал и Мури, который чуть не погиб
в мучительном кошмарном
пути, но проявил большой ум.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.