Традиция русской творческой религиозной
мысли казалась совершенно прерванной, ее поддерживала лишь небольшая группа представителей философской и богословской мысли, которых не признавали настоящими православными.
Неточные совпадения
Мне даже
казалось, что высокая оценка моей
мысли меня стесняет и лишает свободы.
Мне всегда
казалось, что приобщить к своей
мысли, убедить других я могу лишь остротой и ясностью формулировок своей интуиции.
Я говорил уже, что философские
мысли мне приходили в голову в условиях, которые могут
показаться не соответствующими, в кинематографе, при чтении романа, при разговоре с людьми, ничего философского в себе не заключающем, при чтении газеты, при прогулке в лесу.
Самые важные, основоположные для меня
мысли приходили мне в голову в моменты, которые могут многим
показаться неподходящими для философского мышления.
Значение Вольной академии духовной культуры было в том, что в эти тяжелые годы она была,
кажется, единственным местом, в котором
мысль протекала свободно и ставились проблемы, стоявшие на высоте качественной культуры.
Мысль немецкая или русская
казалась темной, иррациональной, опасной для будущего цивилизации, восточным варварством.
Книги его мне всегда
казались скучными,
мысль его
казалась лишенной остроты и силы.
Мысли казались ему плодотворны, когда он или читал или сам придумывал опровержения против других учений, в особенности против материалистического; но как только он читал или сам придумывал разрешение вопросов, так всегда повторялось одно и то же.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер,
кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в
мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Бородавкин чувствовал, как сердце его, капля по капле, переполняется горечью. Он не ел, не пил, а только произносил сквернословия, как бы питая ими свою бодрость.
Мысль о горчице
казалась до того простою и ясною, что непонимание ее нельзя было истолковать ничем иным, кроме злонамеренности. Сознание это было тем мучительнее, чем больше должен был употреблять Бородавкин усилий, чтобы обуздывать порывы страстной натуры своей.
Княгиня первая назвала всё словами и перевела все
мысли и чувства в вопросы жизни. И всем одинаково странно и больно даже это
показалось в первую минуту.
Он впервые живо представил себе ее личную жизнь, ее
мысли, ее желания, и
мысль, что у нее может и должна быть своя особенная жизнь,
показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее.
Казалось бы, ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин был влюблен, и поэтому ему
казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не могло быть и
мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.