Неточные совпадения
Так называемая экзистенциальная философия, новизна которой мне представляется преувеличенной,
понимает философию как познание человеческого существования и познание
мира через человеческое существование.
И настоящее осмысливание заключается в том, чтобы
понять все происшедшее с
миром как происшедшее со мной.
Я, в сущности, всегда мог
понять Канта или Гегеля, лишь раскрыв в самом себе тот же
мир мысли, что и у Канта или Гегеля.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я
понимаю как бунт против
мира и его закона.
Но я не был атеистом, если под атеизмом
понимать отрицание высшего духовного начала, независимых от материального
мира духовных ценностей.
Исторические катастрофы обнаруживают большой динамизм и дают впечатление создания совершенно новых
миров, но совсем не благоприятны для творчества, как я его
понимал и как его предвидел в наступлении новой творческой религиозной эпохи.
У меня бесспорно есть большой дар сразу
понять связь всего отдельного, частичного с целым, со смыслом
мира.
Это должно было значить, что я
пойму неправду капиталистического
мира.
Мне не нужно было быть высланным в Западную Европу, чтобы
понять неправду капиталистического
мира.
Я всегда
понимал эту неправду, я всегда не любил буржуазный
мир.
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои!
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне. //..........
Как сердцу высказать себя?
Другому как
понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь. //..........
Лишь жить в самом себе умей:
Есть целый
мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум…
Когда человек изучит все науки и узнает всё то, что люди знали и знают, то он увидит, что эти знания, все вместе взятые, так ничтожны, что по ним нет возможности действительно
понять мир божий, и он убедится в том, что ученые люди, в сущности, всё так же ничего не знают, как и простые неученые.
Неточные совпадения
Понимая всю важность этих вопросов, издатель настоящей летописи считает возможным ответить на них нижеследующее: история города Глупова прежде всего представляет собой
мир чудес, отвергать который можно лишь тогда, когда отвергается существование чудес вообще.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал
миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко
понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном
мире, он не
понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в
мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы
понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть сын его.
«Нет, я
понял его и совершенно так, как он
понимает,
понял вполне и яснее, чем я
понимаю что-нибудь в жизни, и никогда в жизни не сомневался и не могу усумниться в этом. И не я один, а все, весь
мир одно это вполне
понимают и в одном этом не сомневаются и всегда согласны».