Неточные совпадения
И вместе с
тем я никогда не был
человеком политическим.
Если я боюсь смерти,
то не столько своей, сколько близких
людей.
Если гордость была в более глубоком пласте, чем мое внешнее отношение к
людям,
то в еще большей глубине было что-то похожее на смирение, которое я совсем не склонен рассматривать как свою добродетель.
И вместе с
тем я
человек, устремленный к будущему.
Но вместе с
тем я
человек социабельный, люблю общество
людей и много общался с
людьми, много участвовал в социальных действиях.
Но жизнь мира, жизнь
человека в значительной своей части это обыденность,
то, что Гейдеггер называет das Man.
Когда я сознал себя призванным философом,
то я этим сознал себя
человеком, который посвятит себя исканию истины и раскрытию смысла жизни.
Для моего отношения к миру «не-я», к социальной среде, к
людям, встречающимся в жизни, характерно, что я никогда ничего не добивался в жизни, не искал успеха и процветания в каком бы
то ни было отношении.
Неверно поняли бы мою
тему одиночества, если бы сделали заключение, что у меня не было близких
людей, что я никого не любил и никому не обязан вечной благодарностью.
Сумерки — переходное состояние между светом и
тьмой, когда источник дневного света уже померк, но не наступило еще
того иного света, который есть в ночи, или искусственного человеческого света, охраняющего
человека от стихии
тьмы, или света звездного.
Тоска очень связана с отталкиванием от
того, что
люди называют «жизнью», не отдавая себе отчета в значении этого слова.
«Несчастье
человека, — говорит Карлейль в Sartor resartus [«Трудолюбивый крестьянин» (лат.).], — происходит от его величия; от
того, что в нем есть Бесконечное, от
того, что ему не удается окончательно похоронить себя в конечном».
С свободой связана
тема о
человеке и творчестве.
Все
люди должны были бы быть бунтарями,
то есть перестать терпеть рабство.
Великий Инквизитор у Достоевского упрекает Христа в
том, что, возложив на
людей бремя свободы, Он не жалеет их.
Более
того, я вообще плохо выносил осуждение
людей, особенно окончательное осуждение.
Трудно примириться с
тем, что унижается человеческое достоинство, достоинство самого последнего из
людей.
Один путь восхождения приводит к
тому, что
человек делается «первым».
Люди до
того изощрились в защите своих выгод и пожеланий, что они дошли даже до христианской трансформации и сублимации первичных инстинктов мести.
Мне часто приходило в голову, что если бы
люди церкви, когда христианское человечество верило в ужас адских мук, грозили отлучением, лишением причастия, гибелью и вечными муками
тем, которые одержимы волей к могуществу и господству, к богатству и эксплуатации ближних,
то история сложилась бы совершенно иначе.
Это связано с
тем, что я
человек беззаконный и что моя жизнь была беззаконной жизнью.
Но я принадлежу к
той породе
людей и, может быть, к
тому поколению русских
людей, которое видело в семье и деторождении быт, в любви же видело бытие.
Когда речь идет о любви между двумя,
то всякий третий лишний, писал я в книге «О назначении
человека».
Если социализация хозяйства желательна и справедлива,
то социализация самого
человека, которая происходила во всю историю, есть источник рабства и духовно реакционна.
Смена разных периодов связана с
тем, что
человек не вмещает полноты и не может постоянно находиться в состоянии подъема.
Понимание и познание возможно лишь потому, что
человек есть микрокосм, что в нем раскрывается универсум и что судьба моего «я» есть вместе с
тем и судьба универсума.
Размышляя над самим собой и пытаясь осмыслить свой тип, я прихожу к
тому заключению, что я в гораздо большей степени homo mysticus [
Человек мистический (лат.).], чем homo religiosus [
Человек религиозный (лат.).].
Я покупал и читал с увлечением выходившую в
то время серию Павленкова «Жизнь замечательных
людей», очень неровную и разнокачественную.
В центре моей мысли всегда стояли проблемы свободы, личности, творчества, проблемы зла и теодицеи,
то есть, в сущности, одна проблема — проблема
человека, его назначения, оправдания его творчества.
Когда случается так, что философ как
человек является верующим христианином,
то совершенно невозможно, чтобы он забыл об этом в своей философии.
Когда я встречался с этой реакцией против романтизма, явлением глубоко реакционным,
то я сознавал себя романтиком и готов был воевать за романтизм, видя в нем выражение
человека и человечности.
Люди романтического типа более всего стремятся пережить состояние экстатического подъема, независимо от
того, связано ли это с достижением истины и смысла.
Аристотель говорит в своей, во многих отношениях замечательной, «Политике»: «
Человек есть естественно животное политическое, предназначенное к жизни в обществе, и
тот, кто по своей природе не является частью какого-либо государства, есть существо деградированное или превосходящее
человека».
Я не считаю себя ни существом, стоящим ниже
человека, ни существом, стоящим выше
человека, но я очень близок к
тому случаю, о котором пишет Аристотель.
Я сохраняю память о Логвинском, как об одном из замечательных
людей среди молодежи
того времени.
Это определяется
тем, что познает не трансцендентальный субъект, не универсальный разум, как учил германский идеализм, а конкретный
человек с известной душевной структурой, с зависимостью от социальных отношений
людей.
Но он был очень живой
человек, всем интересовавшийся, он был для
того времени новым типом профессора.
Но в Вологде в эти годы были в ссылке
люди, ставшие потом известными: А.М. Ремизов, П.Е. Щеголев, Б.В. Савинков, Б.А. Кистяковский, приехавший за ссыльной женой, датчанин Маделунг, впоследствии ставший известным датским писателем, в
то время представитель масляной фирмы, А. Богданов, марксистский философ, и А.В. Луначарский, приехавший немного позже меня.
В Вологде я близко общался лишь с небольшой группой ссыльных, которая составляла «аристократию», в нее входили и некоторые
люди, с которыми я был связан еще по Киеву, особенно с В.Г.Т. Кроме
того, я бывал в доме председателя губернской Земской управы, где иногда встречал и чиновников, скорее либерального направления.
Но когда я веду борьбу против насилия над свободой духа, когда борюсь за попираемую ценность,
то я бываю страшно нетерпим на этой почве и порываю с
людьми, с которыми у меня были дружеские связи.
Многое из творческого подъема
того времени вошло в дальнейшее развитие русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных
людей.
Я многим обязан общению с
людьми того времени.
Повторяю, много даров было послано русским
людям того взволнованного времени.
Это ведь и есть
тема о достоинстве
человека.
Но эта
тема должна быть формулирована как борьба за свободу и достоинство
человека против неправды законничества и авторитета, унижающего
человека.
Но уровень его знаний по истории религии не был особенно высок, как и вообще у
людей того времени, которые мало считались с достижениями науки в этой области.
Русские
люди того времени жили в разных этажах и даже в разных веках.
Творческие идеи начала XX века, которые связаны были с самыми даровитыми
людьми того времени, не увлекали не только народные массы, но и более широкий круг интеллигенции.
«Соборность» осуществилась, но сколь непохожая на
ту, которую искали у нас
люди XIX и начала XX века.
Вячеслав Иванов один из самых замечательных
людей той, богатой талантами, эпохи.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы,
люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого
человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и
того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет
человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.