Неточные совпадения
Я всегда чувствовал большое несоответствие между мной и стилем Браницких, хотя графиня Браницкая, светски умная и с большим шармом, была со мной
очень мила и тогда, когда я был
уже марксистом и приезжал после споров с Луначарским.
Когда
уже под старость меня иногда рассматривали как знаменитость, меня это мало радовало и
очень стесняло и почти шокировало.
Я говорил
уже, что семья наша была
очень мало авторитарна, и мне всегда удавалось отстоять мою независимость.
Я считаю большим приобретением
уже то, что лет 30 тому назад я думал, что знаю гораздо больше, чем это думаю о нынешнем состоянии моих знаний, хотя за 30 лет мои знания
очень возросли.
Д.Я.Л. был колоссального роста и с
очень узкой грудью.
Когда я подъезжал к Вологде,
уже после Ярославля, мной овладело
очень меланхолическое настроение, навеянное унылой природой, плохой погодой, несмотря на начало весны, неизвестностью, как сложится жизнь в ссылке.
Это
уже упомянутая статья «Борьба за идеализм» и статья «Этическая проблема в свете философского идеализма», написанная в Вологде и напечатанная в сборнике «Проблемы идеализма»,
очень нашумевшем.
Это был nordischer Mensch [Северный (скандинавский) человек (нем.).], напоминающий викинга: огромного роста,
очень красивый, но
уже среднего возраста, с падающими на плечи кудрями, одетый в плащ.
Меня
очень огорчило, когда я
уже за границей получил известие, что Любек кончил жизнь самоубийством.
Я тогда
уже пережил внутреннее потрясение, осмыслил для себя события и начал проявлять большую активность, читал много лекций, докладов, много писал, спорил, был
очень деятелен в Союзе писателей, основал Вольную академию духовной культуры.
Это подтверждается
очень интересным письмом, которое я получил
уже за рубежом, в Париже, от одного молодого человека [Написано в 41 году.].
Это была
очень странная мера, которая потом
уже не повторялась.
Я
очень интересовался Л. Блуа и давно
уже написал о нем статью, которая впервые обратила на него внимание в России.
Уже самая внешность Маритена мне
очень понравилась.
Но и это царство
очень несовершенной свободы кончается, ее нет
уже на Западе, мир все более порабощается духом Великого Инквизитора.
Экстериоризированная природа и общество не являются моей собственностью, моя собственность лишь
очень частична и мала в отношении к ним, и моя индивидуальность неуловима для законов природы и законов общества, не говоря
уже о законах государства.
Уже в самом начале освобождения Парижа произошло в нашей жизни событие, которое было мной пережито
очень мучительно, более мучительно, чем это можно себе представить.
К моему удивлению, я стал
очень почитаемым, почтенным, значит,
уже солидным, почти что учителем жизни, руководящим умом.
Я
уже стар и утомлен жизнью, хотя еще
очень молод душой и полон творческой умственной энергии.
Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б,
уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
Неточные совпадения
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь,
уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После
уже офицер, который мне
очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Вчерашнего дни я…» Ну, тут
уж пошли дела семейные: «…сестра Анна Кириловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович
очень потолстел и всё играет на скрипке…» — и прочее, и прочее.
Городничий,
уже постаревший на службе и
очень неглупый по-своему человек.
Прыщ был
уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще
очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Последствия этих заблуждений сказались
очень скоро.
Уже в 1815 году в Глупове был чувствительный недород, а в следующем году не родилось совсем ничего, потому что обыватели, развращенные постоянной гульбой, до того понадеялись на свое счастие, что, не вспахав земли, зря разбросали зерно по целине.