Неточные совпадения
История философии есть в конце концов
история самосознания человеческого
духа, целостной реакции
духа на совокупность бытия.
История философского самосознания и есть арена борьбы двух устремлений человеческого
духа — к свободе и к необходимости, к творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира и к науке согласовать себя с данным миром.
Таким откровением жизни в
Духе Христовом, не знающем тяготы и бремени общественности этого мира, была жизнь св. Франциска Ассизского — величайший факт христианской
истории после жизни Самого Иисуса Христа [Особенно рекомендую книгу Иергенсена о св. Франциске, передающую поэзию умбрийской религиозности.
Христианство в
истории часто впадало в самый страшный грех, в грех против
Духа Святого.
Христианское человечество в
истории своей не осуществляло любви, благодатной жизни в
Духе, оно жило под законом природного мира, и великие подвижники его учили ожесточить сердце свое, чтобы победить греховные страсти [Св. Исаак Сирианин говорит: «Кто всех равно любит по состраданию и безразлично, тот достиг совершенства» («Св.
Переход от воплощений органических, в которых человек был еще во власти космоса, к воплощениям организованно-техническим, в которых человек становится господином космоса, есть внутренний момент в
истории духа.
Неточные совпадения
Человеческая жизнь — сновидение, говорят философы-спиритуалисты, [Спиритуали́зм — реакционное идеалистическое учение, признающее истинной реальностью
дух, а не материю.] и если б они были вполне логичны, то прибавили бы: и
история — тоже сновидение.
Я окончил вечер у княгини; гостей не было, кроме Веры и одного презабавного старичка. Я был в
духе, импровизировал разные необыкновенные
истории; княжна сидела против меня и слушала мой вздор с таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне стало совестно. Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее капризы, ее дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?..
Слова ли Чичикова были на этот раз так убедительны, или же расположение
духа у Андрея Ивановича было как-то особенно настроено к откровенности, — он вздохнул и сказал, пустивши кверху трубочный дым: «На все нужно родиться счастливцем, Павел Иванович», — и рассказал все, как было, всю
историю знакомства с генералом и разрыв.
— Книжками интересуешься? — спросила Марина, и голос ее звучал явно насмешливо: — Любопытные? Все — на одну тему, — о нищих
духом, о тех, чей «румянец воли побледнел под гнетом размышления», — как сказано у Шекспира. Супруг мой особенно любил Бульвера и «Скучную
историю».
Мысль о переезде тревожила его несколько более. Это было свежее, позднейшее несчастье; но в успокоительном
духе Обломова и для этого факта наступала уже
история. Хотя он смутно и предвидел неизбежность переезда, тем более, что тут вмешался Тарантьев, но он мысленно отдалял это тревожное событие своей жизни хоть на неделю, и вот уже выиграна целая неделя спокойствия!