В сущности, старохристианский, православный и католический, угол зрения на мир исключает возможность борьбы со злом в мире, с неправдой и несправедливостью в миропорядке, ибо мирочувствие это признает лишь грех и его роковые последствия, но не признает противостоящего человека злу, несправедливости в земных
положениях людей, в строе жизни.
Неточные совпадения
«Мир сей», мир природной необходимости пал от падения
человека, и
человек должен отречься от соблазнов «мира сего», преодолеть «мир», чтобы вернуть себе царственное
положение в мире.
В природном мире
человек не занимает исключительного
положения.
Как исключительно природное существо,
человек — не центр вселенной и не царь вселенной, он один из многих и принужден бороться за свое
положение с бесконечно многими существами и силами, тоже претендующими на возвышение.
Приниженное
положение, которое занял
человек в данном состоянии природного мира и данной планетной системе, ничего не говорит против его центрального
положения в бытии, против той абсолютной истины, что
человек есть точка пересечения всех планов бытия.
Лишь мистически открывается, почему
человек занял подчиненное
положение в природном мире, в Солнечной системе.
Центральное
положение солнца вне
человека и зависимость от его света есть унижение
человека.
Логос — Абсолютный Солнечный
Человек, возвращающий
человеку и земле их абсолютное центральное
положение, утерянное в природном мире.
Человек — микрокосм, ему принадлежит центральное и царственное
положение в мире, потому что природа
человека мистически подобна природе абсолютного Человека-Христа и тем причастна к природе Св.
Лишь жертвенная решимость стать в
положение опасное и рискованное, плыть от старых и твердых берегов к неведомому и не открытому еще материку, от которого не протягиваются руки помощи, лишь страшная свобода делает
человека достойным увидеть Абсолютного
Человека, в котором окончательно раскроется творческая тайна
человека.
Буржуазно все, что оценивает
человека не по качествам в нем, а по
положению его, по окружающей его среде.
В ложном иерархизме оценивается не внутренний
человек и не подлинные его качества, а
человек внешний и его буржуазное
положение в мире.
В ложном иерархизме, иерархизме царства кесарева, качества
человека и неповторимая его индивидуальность приносятся в жертву вне
человека лежащей иерархии социальной среды, иерархии буржуазных
положений.
Поэтому ложный, социальный иерархизм, в сущности, уравнивает индивидуальности перед фиктивными ценностями буржуазных
положений, лишает
человека его коренных и глубоких качеств, противоборствует подлинной метафизической иерархии мира.
Для метафизики демократизма
человек определяется также не по внутренним, всегда разностным своим качествам, а по механически уравненному социальному
положению.
Но эта абсолютная ценность души, или внутреннего
человека, не только ничего общего не имеет с механическим уравнительным равенством — она глубоко ему враждебна, ибо механическое, уравнивающее равенство отрицает душу и истребляет внутреннего
человека во имя внешнего социального
положения.
Лишь подлинный аристократизм, аристократизм внутреннего
человека, а не внешнего, буржуазного
положения может быть динамическим, творчески-революционным началом.
Эта аристократия не может иметь никаких точек соприкосновения с ложным, буржуазным иерархизмом социальных
положений, ибо ложный иерархизм так же враждебен внутреннему
человеку, враждебен индивидуальному призванию и величию, как и ложный демократизм.
Он чувствовал, что это независимое
положение человека, который всё бы мог, но ничего не хочет, уже начинает сглаживаться, что многие начинают думать, что он ничего бы и не мог, кроме того, как быть честным и добрым малым.
Четырех дней было достаточно для того, чтоб Самгин почувствовал себя между матерью и Варавкой в невыносимом
положении человека, которому двое людей навязчиво показывают, как им тяжело жить. Варавка, озлобленно ругая купцов, чиновников, рабочих, со вкусом выговаривал неприличные слова, как будто забывая о присутствии Веры Петровны, она всячески показывала, что Варавка «ужасно» удивляет ее, совершенно непонятен ей, она относилась к нему, как бабушка к Настоящему Старику — деду Акиму.
Неточные совпадения
Милон. Это его ко мне милость. В мои леты и в моем
положении было бы непростительное высокомерие считать все то заслуженным, чем молодого
человека ободряют достойные
люди.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и
положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся
люди.
— Да, какое разнообразие
положений всех этих
людей, отправляющихся туда, — неопределенно сказал Катавасов, желая высказать свое мнение и вместе с тем выведать мнение старичка.
Быть женой такого
человека, как Кознышев, после своего
положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. Кроме того, она почти была уверена, что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он скажет, и то, что он не скажет.
Никто, кроме ее самой, не понимал ее
положения, никто не знал того, что она вчера отказала
человеку, которого она, может быть, любила, и отказала потому, что верила в другого.