Неточные совпадения
Наука есть специфическая реакция человеческого
духа на мир, и из анализа
природы науки и научного отношения к миру должно стать ясно, что навязывание научности другим отношениям человека к миру есть рабская зависимость
духа.
Философия хранит познание истины как мужскую солнечную активность в отношении к познаваемому [Р. Штейнер в одной из первых своих работ, «Истина и наука», написанной без всякой теософической терминологии, удачно выражает творческую
природу познания истины: «Истина не представляет, как это обыкновенно принимают, идеального отражения чего-то реального, но есть свободное порождение человеческого
духа, порождение, которого вообще не существовало бы нигде, если бы мы его сами не производили.
Во все времена по-разному философы отстаивали свою самостоятельность и свое противление мировой данности, говоря, что цель их познания — свобода, а не
природа,
дух, а не материя, ценность, а не действительность, смысл, а не необходимость, сущность, а не являющееся.
Философия сознает свою духовно-революционную
природу, сознает себя познавательным мятежом
духа против плена необходимости и рабства, закрывающего тайну и смысл бытия.
Хорошо говорит Лотце: «Из всех заблуждений человеческого
духа самым чудным казалось мне всегда то, как дошел он до сомнения в своем собственном существе, которое он один непосредственно переживает, или как попал он на мысль возвратить себе это существо в виде подарка со стороны той внешней
природы, которую мы знаем только из вторых рук, именно посредством нами же отринутого
духа» [См. Лотце. Микрокосм.
«По собственным моим силам я столь же слеп, как и всякий другой человек, и столь же немощен, но в
духе Божьем видит врожденный
дух мой сквозь все, однако же не постоянно, а тогда лишь, когда
дух Любви Божьей прорывается через мой
дух, и тогда становится животная
природа и Божество единым Существом, единым разумением и светом единым.
Сама материальность
природы есть лишь воплощение, объективация живых существ,
духов разных иерархических ступеней.
Или человек — образ и подобие Абсолютного Божественного Бытия — тогда он свободный
дух, царь и центр космоса; или человек — образ и подобие данного природного мира — тогда нет человека, а есть лишь одно из преходящих явлений
природы.
Человек антихристова
духа отобщается от тайны искупления, которая восстанавливает и подымает падшую человеческую
природу.
Дух антихристов сулит человеку блаженство в мире необходимости через отречение от его богоподобной
природы.
В
Духе раскрывается тайна творчества, в
Духе осознается
природа человека, без письмен, без наставлений и указаний свыше.
Поэтому в сознательном, слишком сознательном отношении к творчеству германской культуры есть некое рабство
духа, прикрывающее творческую
природу человека.
Философия эта, по
духу своему не творческая и не активная, а послушная и приспособленная, не допускает мысли о том, что греховно-ограниченное состояние человеческой
природы, для которой невозможно творчество бытия, может быть преодолено, что разрыв субъекта и объекта не вечен.
Христианство изгнало
духов природы и тем механизировало
природу.
Поскольку
дух человеческий входит в природный порядок, в нем все так же детерминировано, как и во всех явлениях
природы.
Свободен
дух человеческий лишь настолько, насколько он сверхприроден, выходит из порядка
природы, трансцендентен ему.
Природа гениальности — религиозная, ибо в ней есть противление цельного
духа человека «миру сему», есть универсальное восприятие «мира иного» и универсальный порыв к иному.
В гениальности трепещет цельная
природа человеческого
духа, его жажда иного бытия.
Тут возможно противление порядку
природы, воскрешение, претворение рода в
дух.
Она зовет к иному, не «от мира сего» соединению всех в христианском всечеловечестве, к соединению всех в свободном
Духе, а не в необходимой
природе.
Святые при этом возвращении всего в Бога как бы выступят своим
духом из пределов своей
природы и пределов всего сотворенного, объединившись с Богом и в Боге, так что в них как бы не останется уже не только ничего животного и ничего телесного, но и ничего человеческого, ничего природного; в этом будет замечаться их «обожествление».
Христианство изгнало
духов природы как злых демонов и механизировало
природу [См. Кизеветтера «Die Geheimwissenschaften». Die Dämonologie des Urchristentums, с.
Ибо
духи природы властвовали над человеком и повергли
природу в хаотическое состояние.
Всякая магия, основанная всегда на общении с
духами природы, была признана христианским сознанием черной, все
духи природы — демонами.
Черная магия порождена христианским сознанием, которое имело мировую миссию временно заковать
духов природы и прекратить с ними общение.
Церковное сознание признавало магов черными и всякую магию черной, ибо всякое общение с
духами природы должно было быть прекращено в христианскую эпоху искупления.
Если христианство совсем прекратило общение с
духами природы, то темная магия продолжала общение с
духами природы, поставив себе корыстную задачу властвования над ними, но оставаясь в их колдовской власти.
Духи природы вернутся к нам,
природа вновь будет живой.
Магия тем и отличается от науки и техники, что для нее
природа всегда одухотворена и что она вступает в общение не с механическими силами, а с природными
духами, будь то демоны или
духи светлые.
Наука и техника переродятся в магию, будут познавать живую
природу и вступят в практическое общение с
духами природы.
Корыстная темная магия хотя и признавала
духов природы, но была отчуждена от жизни
природы, хотела внешней над ней власти и не сильна была творить в
природе.
Тогда видно будет, что человек может иметь магическую власть над
природой, а не только механическую, т. е. силен внутренно управлять
духами, а не только внешне управлять механизмом
природы.
В механическом мирочувствии было утеряно сознание микрокосмичности человека, ощущение заключенных в нем мировых сил и интимной связи
духа человека с
духами природы.
Духа — вопроса же об Его
природе и об отношении Его к Богу Отцу и к Богу Сыну или совсем не ставили, или если и ставили, то разрешали его крайне обще и неопределенно.
Неточные совпадения
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской
природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— Какой сияющий день послал нам господь и как гармонирует
природа с веселием граждан, оживленных
духом свободы…
Дух анализа тоже не касался их, и пищею обмена их мыслей была прочитанная повесть, доходившие из столицы новости да поверхностные впечатления окружающей
природы и быта.
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты
природы и искусства, пропитаться насквозь
духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
Здесь все в полном брожении теперь: всеодолевающая энергия человека борется почти с неодолимою
природою,
дух — с материей, жадность приобретения — с скупостью бесплодия.