Неточные совпадения
Путь освобождения от «мира» для
творчества новой жизни и есть
путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божественной.
Из откровения об искуплении нельзя вывести прямым
путем откровения о
творчестве.
То, что тайна
творчества и
пути его сокрыты в Священном Писании, в этом — премудрый эзотеризм христианства.
Принудительное откровение
творчества как закона, как наставления в
пути противоречило бы Божьей идее о свободе человека, Божьей воле увидеть в человеке творца, отображающего Его божественную природу.
Религиозная проблема
творчества — проблема о
путях иного религиозного опыта, о создании иного бытия.
Так раскрывается спонтанность и автономность человека в
творчестве, свободная активность человека на
пути к Христу Грядущему.
Это —
путь теургического
творчества.
Путь аскетики сам по себе не есть
путь творческий, и аскетические экстазы святых и мистиков — экстазы возврата к Богу, видения божественного света, а не
творчества нового мира, невиданной жизни.
Но само это религиозное оправдание
творчества предполагает внеположность
творчества религиозному
пути.
По-разному пытались сочетать аскетический христианский
путь с оправданием мирского
творчества, т. е. культуры.
Творчество предполагает обнищание, отмирание «мира», и последняя бедность есть
путь к новому
творчеству.
И в
творчестве побеждается грех и сгорает тьма, но это иной
путь духа, чем
путь покаяния.
Дело Пушкина не может быть религиозно оценено, ибо гениальность не признается
путем духовного восхождения,
творчество гения не считается религиозным деланием.
Путь личного очищения и восхождения (в йогизме, в христианской аскетике, в толстовстве, в оккультизме) может быть враждебен
творчеству.
Св. Мефодий дает единственное в своем роде оправдание полового акта как проводника Божественного
творчества людей как
пути, которым творит Бог-Художник.
Также неразрывно связана эротика с
творчеством. Эротическая энергия — вечный источник
творчества. И эротическое соединение для творческого восхождения совершается. Также неразрывно связана эротика с красотой. Эротическое потрясение —
путь выявления красоты в мире.
Символизм есть
путь, а не последняя цель, символизм — мост к
творчеству нового бытия, а не само новое бытие.
Путь к
творчеству теургическому лежит через жертву и отречение.
Духовная работа смирения и послушания — лишь моменты
пути, цель же — в
творчестве новой жизни.
Творчество жизни оправдывают христианской моралью лишь
путем безграничного насилия над Евангелием.
Поэтому
путь христианской морали — через жертву к
творчеству, через отречение от мира сего и его соблазнительных благ к
творчеству мира иного и иной жизни.
Она сознается как препятствие на
пути к
творчеству бытия.
Варварский дионисизм, не просветленный мировым Логосом, — препятствие на
пути наступления религиозной эпохи
творчества.
Перед нами открылись два моральных
пути: послушание и
творчество, устроение «мира» и восхождение из «мира».
Этика
творчества должна быть отделена от
путей человекобожества, ибо в ней возвышение и обожествление человека совершается через Абсолютного Человека — Христа, через Богочеловека.
А
путь ко всякому
творчеству лежит через жертвенность.
Жертвенное преодоление общественной буржуазности, буржуазной отяжеленности и буржуазного испуга есть уже
путь к
творчеству новой, небывшей еще жизни, новому, небывшему еще общению людей.
Это вплотную подводит к проблеме
творчества космической общественности, т. е. к переходу на иной мировой
путь [Н. Федоров был близок к постановке проблемы космической общественности.
В этом лике своем церковь раскроет зрелому человеку, корчащемуся от религиозной муки, безмерную и безграничную свободу
творчества в Духе, множественность индивидуальных
путей в Боге.
Неточные совпадения
Есть только один исторический
путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества —
путь национального роста и развития, национального
творчества.
Подлинное же
творчество человека должно в героическом усилии прорвать порабощающее царство объективации, кончить роковой
путь ее и выйти на свободу, к преображенному миру, к миру экзистенциальной субъективности и духовности, то есть подлинности, к царству человечности, которая может быть лишь царством богочеловечности.
Мистерия
творчества не противополагается мистерии искупления, она есть другой момент духовного
пути, другой акт мистической драмы.
Когда мой духовный
путь привел меня в близкое соприкосновение с миром православным, то я ощутил ту же тоску, которую ощущал в мире аристократическом и в мире революционном, увидел то же посягательство на свободу, ту же вражду к независимости личности и к
творчеству.
Свобода не есть самозамыкание и изоляция, свобода есть размыкание и
творчество,
путь к раскрытию во мне универсума.