Неточные совпадения
Творчеством может быть названо лишь то, что порождено самобытной
субстанцией, обладающей мощью прироста мощи в
мире.
Если
мир не есть иерархия личных
субстанций, обладающих свободной и оригинальной мощью, то в
мире творчество невозможно.
Материализация
мира, допускающая лишь эволюцию и не допускающая творчества, есть результат падения персональных
субстанций и порабощения их, отяжеления их.
И неизвестно, что устоит в этом распластовании и распылении человека и
мира, есть ли устойчивая
субстанция — я, есть ли человек, которого не в силах снести порыв стихийного мирового вихря, который пребудет и после гибели целых
миров.
Парменид учит нас, что есть только бытие, небытия же вовсе не существует; правда, он имел при этом в виду свое неподвижное, абсолютное Единое,
субстанцию мира, которой только и принадлежит бытие, вне же ее ничего нет. В применении к такому понятию абсолютного, очевидно, не имеет никакого значения идея небытия. Однако не так просто обстоит это в применении к действию Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е. небытие, творит из ничего.
Эта божественная Первооснова мира и бытия есть и общая
субстанция мира, ибо все обосновывается в Едином, имеет в нем и причину, и цель, существует только его животворящей силой.
Бог для него, очевидно, есть непосредственная
субстанция мира; свободного отношения Бога к миру, свободного творения он хотя и хочет, но не может получить.
Неточные совпадения
Видишь ли, в чем дело, если внешний
мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе, то неизмеримо обширнейший внутренний
мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало духовной
субстанции.
Как нужно понимать божественное ничто в учении Беме: как трансцендентное НЕ-что, или как эккегартовское Gottheit, или как гегелевское диалектическое ничто, из которого вытекает с необходимостью все и в котором завито это все, или как спинозовскую
субстанцию, лежащую в основе модусов, или как плотиновское Единое, из которого эманирует
мир?
Если мы говорим, что
мир есть творение Божие, мы установляем тем самым, что он не есть causa sui [Причина самого себя (лат.).] (как определяет
субстанцию Спиноза), он имеет причину и источник бытия не в себе самом, но вне себя, в Боге.
У этого энтузиаста природы, как только этот энтузиазм ведет его в сторону пантеизма, к отождествлению мировой души с Божеством,
мир с своею множественностью теряет свою самобытность, получая значение акциденций единой неподвижной
субстанции [Дж.
«Мы не можем сказать, что этот
мир создан из чего-либо, возникло лишь вожделение из свободного наслаждения, что безосновность, как высшее благо, или сущность, как вечная воля, созерцает в наслаждении (Lust), как в зеркале» (IV, 424, § 7).];
мир есть модус абсолютной
субстанции, — на разные лады, но в одинаковом смысле отвечают Дж. Бруно, Спиноза, разных оттенков пантеисты и монисты; следовательно, напрашивается неизбежное заключение —
мира нет в его самобытности и относительности, а существует только Абсолютное.