Критическая, наукообразная философия хочет превратить философию в брак по расчету, хочет не опасной влюбленности, а безопасного семейного благоустройства, и потому отрицает тайну брачную,
тайну любви.
В культе церковном раскрывается
тайна любви, но культ этот есть такая же неудача в мистической любви, как вся культура есть неудача в осуществлении нового бытия.
Неточные совпадения
В
тайне искупления открывается бесконечная
любовь Творца к человеку и изливается бесконечная благость Его.
Лишь миф о тоске Божьей по человеку и по
любви человека приближает нас к последней
тайне.
«Так,
тайна и таинство истинной
любви в том, чтобы взаимно помогать друг другу восстановить каждому в себе андрогина как целостного и чистого человека, который не есть ни мужчина, ни женщина, т. е. не нечто половинчатое» [Там же, с. 392.]. «Андрогин обусловлен присутствием небесной Девы в человеке, а ее присутствие обусловлено пребыванием в нем Бога.
Тайна пола раскрывается лишь в
любви.
Тайна половой
любви как абсолютная
тайна двух недосягаема для общества, но общество привыкло регламентировать все, что имеет отношение к продолжению человеческого рода.
О новой
любви в Духе, о новом соединении мужчины и женщины в высшее бытие, о
тайне брачной у еп.
Все безличное, родовое, все подчиняющее индивидуальность порядку природному и социальному враждебно
любви, ее неповторимой и неизреченной
тайны.
В творческом акте
любви раскрывается творческая
тайна лица любимого.
Любовь есть путь к раскрытию
тайны лица, к восприятию лица в глубине его бытия.
Разврат всюду имеет место, где целью не является соединение любящих, проникновение через
любовь в
тайну лица.
Дружба есть не цельная, а дробная
любовь, она не вмещает окончательной
тайны двух, но может к ней приближаться.
Но и в любви-дружбе должно быть эротическое проникновение в неповторимую
тайну лица любимого, вернее, отражение одного в другом и глубинное понимание.
Любовь половая знает
тайну двух, и она коренится в полярности распавшихся стихий.
Но опыт
любви эротической приобщает к этой
тайне.
В
любви должна открыться не
тайна женственности и не
тайна мужественности, а
тайна человека.
Тайна искупления освобождает от морализма и открывает путь к высшей морали творческой
любви.
В творчестве, а не в послушании откроется и
тайна общественности,
тайна нового общения в
любви, общения в Духе, не только людского, но и космического.
Любовь осталась эзотерической, невыявленной
тайной религии Христа, мистическим ее преданием, приоткрывавшимся лишь в жизни немногих избранников.
Мне одному она доверила
тайну любви к одному офицеру Александрийского гусарского полка, в черном ментике и в черном доломане; это была действительная тайна, потому что и сам гусар никогда не подозревал, командуя своим эскадроном, какой чистый огонек теплился для него в груди восьмнадцатилетней девушки.
Это была первая женщина, которую Симон видел совсем близко, и эта близость поднимала в нем всю кровь, так что ему делалось даже совестно, особенно когда Серафима целовала его по-родственному. Он потихоньку обожал ее и боялся выдать свое чувство. Эта
тайная любовь тоже волновала Серафиму, и она напрасно старалась держаться с мальчиком строго, — у ней строгость как-то не выходила, а потом ей делалось жаль славного мальчугана.
К шесчастью, около него в то время не было ни одной из теперешних прогрессивных и ученых дам, которые, отвернув шею классическому аисту и вырвав с корнем капусту, под которой находят детей, рекомендуют в лекциях, в сравнениях и уподоблениях беспощадно и даже чуть ли не графическим порядком объяснять детям великую
тайну любви и зарождения.
Неточные совпадения
Не успела на его глазах совершиться одна
тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая к
любви и жизни.
Как он умел казаться новым, // Шутя невинность изумлять, // Пугать отчаяньем готовым, // Приятной лестью забавлять, // Ловить минуту умиленья, // Невинных лет предубежденья // Умом и страстью побеждать, // Невольной ласки ожидать, // Молить и требовать признанья, // Подслушать сердца первый звук, // Преследовать
любовь и вдруг // Добиться
тайного свиданья… // И после ей наедине // Давать уроки в тишине!
Замечу кстати: все поэты — //
Любви мечтательной друзья. // Бывало, милые предметы // Мне снились, и душа моя // Их образ
тайный сохранила; // Их после муза оживила: // Так я, беспечен, воспевал // И деву гор, мой идеал, // И пленниц берегов Салгира. // Теперь от вас, мои друзья, // Вопрос нередко слышу я: // «О ком твоя вздыхает лира? // Кому, в толпе ревнивых дев, // Ты посвятил ее напев?
Друзья мои, что ж толку в этом? // Быть может, волею небес, // Я перестану быть поэтом, // В меня вселится новый бес, // И, Фебовы презрев угрозы, // Унижусь до смиренной прозы; // Тогда роман на старый лад // Займет веселый мой закат. // Не муки
тайные злодейства // Я грозно в нем изображу, // Но просто вам перескажу // Преданья русского семейства, //
Любви пленительные сны // Да нравы нашей старины.
И поделом: в разборе строгом, // На
тайный суд себя призвав, // Он обвинял себя во многом: // Во-первых, он уж был неправ, // Что над
любовью робкой, нежной // Так подшутил вечор небрежно. // А во-вторых: пускай поэт // Дурачится; в осьмнадцать лет // Оно простительно. Евгений, // Всем сердцем юношу любя, // Был должен оказать себя // Не мячиком предрассуждений, // Не пылким мальчиком, бойцом, // Но мужем с честью и с умом.