Творческий национальный путь и есть путь к всечеловечеству, есть раскрытие всечеловечества
в моей национальности, как она раскрывается во всякой национальности.
Нельзя без волнения читать эти строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа…» «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…» «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что
в мой жестокий век восславил я Свободу и милость к падшим призывал».
Неточные совпадения
В статьях этих я жил вместе с войной и писал
в живом трепетании события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к мыслям
моим о судьбе России примешивается много горького пессимизма и острой печали от разрыва с великим прошлым
моей родины.
Я чувствовал себя обвеянным чужою силой, до того огромною, что
мое „я“ как бы уносилось пушинкою
в вихрь этой огромности и этого множества…
Произошло странное явление: преувеличенная мужественность того, что было предо мною, как бы изменила структуру
моей организации и отбросила, опрокинула эту организацию —
в женскую.
В современном империализме, который я называю «буржуазным»
в отличие от «священного» империализма прежних веков [См.
мою статью: Империализм священный и империализм буржуазный.
Историческая судьба народов и всего человечества есть
моя судьба, я
в ней и она во мне.
Я живу
в прошлом и будущем истории
моего народа, истории человечества и истории мира.
Так и войну я должен постигнуть как свершение
моей судьбы — я ее виновник и она во мне происходит,
в каждом Иване и Петре и для каждого Ивана и Петра.
Но вот
в чем
мое радикальное различие от нынешних экзистенциалистов.
Хлестаков. Оробели? А
в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что
в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
— Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю
в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, — и хорошенько!
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги
мои, если изволите знать, положены
в приказ общественного призрения.
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние
мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже
мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту.
Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.