Неточные совпадения
Для этого дух
человеческий должен облечься в латы, должен быть рыцарски вооружен.
И думается, что
для великой миссии русского народа в мире останется существенной та великая христианская истина, что душа
человеческая стоит больше, чем все царства и все миры…
Идея святой Руси имела глубокие корни, но она заключала в себе и нравственную опасность
для русского человека, она нередко расслабляла его нравственную энергию, парализовала его
человеческую волю и мешала его восхождению.
Существует ли Россия, как некое единство, более глубокое, чем все разделяющие интересы ее
человеческого состава, есть ли в мире единый лик России и что значит
для мира выражение этого лика?
И вместе с тем со своей «частной» точки зрения Толстой не видит личности
человеческой, всякий лик тонет
для него в безличном.
Гуманитарная теория прогресса приносит всякого человека в жертву своему божку и не может найти оправданий
для страданий и жертв
человеческой личности.
Но эта слабость и узость
человеческого сознания, эта выброшенность человека на поверхность не может быть опровержением той великой истины, что каждый человек — всемирный по своей природе и что в нем и
для него совершается вся история.
Наши максималисты в революционные годы тоже были старыми, не возрожденными людьми, плохим
человеческим материалом
для дела освобождения, — клетки их душ были не подготовлены
для выполнения исторической задачи.
Конфликт создается ложными притязаниями науки на верховенство над
человеческой жизнью, на способность авторитетно разрешать вопросы религии, философии, морали, на способность давать директивы
для творчества духовной культуры.
Если мы говорим в противоположность пантеистическому монизму, что Бог есть личность, то понимать это нужно совсем не в ограниченном и природно-человеческом смысле конкретного образа, с которым возможно
для нас личное общение.
Душа и тело человека формировались, когда
человеческая жизнь была еще в соответствии с ритмом природы, когда
для него еще существовал космический порядок.
Универсализм Гегеля, Маркса, Дюргейма, Шпанна и др., признающий примат общества над
человеческой личностью, есть ложный универсализм и основан на логике реализма понятий,
для которой общее реальнее индивидуального.
После осуществления элементарной правды социализма восстанут с особой остротой самые глубокие вопросы
для человека и трагизм
человеческой жизни станет особенно острым.
Для него в центре стоит идея
человеческого достоинства, что и есть справедливость.
Власть «мы» над всеми
человеческими «я» не означала
человеческих отношений между ними, и это верно
для всех режимов.
Между целями
человеческой жизни и средствами, применяемыми
для осуществления целей, существует разрыв и часто нет никакого сходства.
Организация более справедливого и благостного общества не есть цель, есть лишь средство
для достойного
человеческого существования.
Для темы об иерархии ценностей огромное и фатальное значение имело признание экономики предпосылкой всей
человеческой жизни.
Все высшее в
человеческой жизни, чем только и определена ее ценность,
для материалиста должно быть иллюзией сознания, которую нужно изобличать.
Это обыкновенно означает не излучение благостной энергии, преображающей человека и
человеческое общество, а скорее излучение злой энергии
для осуществления благостной цели.
Когда остро ставится вопрос о «хлебе» (символ экономики)
для человеческого общества, то можно признать необходимой экономическую диктатуру.
Неточные совпадения
— Мы не можем знать никогда, наступило или нет
для нас время, — сказал Алексей Александрович строго. — Мы не должны думать о том, готовы ли мы или не готовы: благодать не руководствуется
человеческими соображениями; она иногда не сходит на трудящихся и сходит на неприготовленных, как на Савла.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям
для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь
человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что
для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все
человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего
человеческого.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь
человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью
для себя, будет жить и плодить себе подобных.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него
для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце
человеческое вообще, и женское в особенности!