Неточные совпадения
Всякое смешение национализма с мессианизмом, всякое выдавание национализма за мессианизм порождается темнотой сознания и несет в
мире зло.
Но христианское мессианское сознание народа может быть исключительно жертвенным сознанием, сознанием призванности народа послужить
миру и всем народам
мира делу их избавления от
зла и страдания.
Обнаруживается несостоятельность таких рациональных утопий, как вечный
мир в этом
злом природном
мире, как безгосударственная анархическая свобода в этом
мире необходимости, как всемирное социальное братство и равенство в этом
мире раздора и вражды.
Но мировой Город не может погибнуть, он нужен
миру, в нем нерв нового свободного человечества с его добром и его
злом, с его правдой и его неправдой, в нем пульсирует кровь Европы, и она обольется кровью, если Парижу будет нанесен удар.
В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на
зло злом, противиться
злу насилием, и христианство есть война, разделение
мира, изживание до конца искупления креста в тьме и
зле.
Абсолютная истина о непротивлении
злу насилием не есть закон жизни в этом хаотическом и темном
мире, погруженном в материальную относительность, внутренно проникнутом разделением и враждой.
Как связать это с торжеством в
мире зла и страданием?
Понимание действия Промысла Бога в этом
мире зла и страдания должно быть переоценено.
Одинаково ложно видеть повсюду в жизни
мира торжество
злой дьявольской силы и видеть прогрессирующее раскрытие и торжество божьей доброй силы.
Марксисты-коммунисты по-манихейски делят
мир на две части:
мир, который они хотят уничтожить, для них управляется
злым богом и потому в отношении к нему все средства дозволены.
Самое различение буржуазии и пролетариата носит аксиологический характер, есть различение
зла и добра, тьмы и света, почти манихейское деление
мира на две части, на царство тьмы и царство света.
Марксист-революционер (я не говорю о социал-демократе эволюционном и реформаторском) убежден, что он живет в непереносимом
мире зла, и в отношении к этому
миру зла и тьмы он считает дозволенным все способы борьбы.
Человек, раненный
злом окружающего
мира, имеет потребность вообразить, вызвать образ совершенного, гармонического строя общественной жизни.
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все
зло мира и смерть. Так учили они…
«Мир явился мне, — говорит Бухарев, — не только областью, во зле лежащей, но и великою средой для раскрытия благодати Богочеловека, взявшего
зло мира на себя».
Намереваясь без сопротивления переносить все направленные на нас нападения, мы, между тем, с своей стороны, намерены не переставая нападать на
зло мира, где бы оно ни было, вверху или внизу, в области политической, административной или религиозной, стремясь всеми возможными для нас средствами к осуществлению того, чтобы царства земные слились в одно царство господа нашего Иисуса Христа.
Неточные совпадения
«И как они все сильны и здоровы физически, — подумал Алексей Александрович, глядя на могучего с расчесанными душистыми бакенбардами камергера и на красную шею затянутого в мундире князя, мимо которых ему надо было пройти. — Справедливо сказано, что всё в
мире есть
зло», подумал он, косясь еще раз на икры камергера.
Он мог бы чувства обнаружить, // А не щетиниться, как зверь; // Он должен был обезоружить // Младое сердце. «Но теперь // Уж поздно; время улетело… // К тому ж — он мыслит — в это дело // Вмешался старый дуэлист; // Он
зол, он сплетник, он речист… // Конечно, быть должно презренье // Ценой его забавных слов, // Но шепот, хохотня глупцов…» // И вот общественное мненье! // Пружина чести, наш кумир! // И вот на чем вертится
мир!
— В нашей воле отойти ото
зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных дел
мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
«Одиночество. Один во всем
мире. Затискан в какое-то идиотское логовище. Один в
мире образно и линейно оформленных ощущений моих, в
мире злой игры мысли моей. Леонид Андреев — прав: быть может, мысль — болезнь материи…»
— Он, как Толстой, ищет веры, а не истины. Свободно мыслить о истине можно лишь тогда, когда
мир опустошен: убери из него все — все вещи, явления и все твои желания, кроме одного: познать мысль в ее сущности. Они оба мыслят о человеке, о боге, добре и
зле, а это — лишь точки отправления на поиски вечной, все решающей истины…