Неточные совпадения
Национален в России именно ее сверхнационализм, ее
свобода от национализма; в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну
мира.
Достоевский, по которому можно изучать душу России, в своей потрясающей легенде о Великом Инквизиторе был провозвестником такой дерзновенной и бесконечной
свободы во Христе, какой никто еще в
мире не решался утверждать.
Славянофилы и Достоевский всегда противополагали внутреннюю
свободу русского народа, его органическую, религиозную
свободу, которую он не уступит ни за какие блага
мира, внутренней несвободе западных народов, их порабощенности внешним.
Обнаруживается несостоятельность таких рациональных утопий, как вечный
мир в этом злом природном
мире, как безгосударственная анархическая
свобода в этом
мире необходимости, как всемирное социальное братство и равенство в этом
мире раздора и вражды.
О, конечно, великая ценность
мира,
свободы, социального братства остается непреложной.
Человек есть низменное существо, но через
свободу он может создать себя иным, может создать лучший
мир.
Иной
мир,
мир смысла и
свободы, раскрывается лишь в духовном опыте, который отрицают современные экзистенциалисты.
Нужно видеть абсурдность и бессмысленность
мира, в котором мы живем, и вместе с тем верить в дух, с которым связана
свобода, и в смысл, который победит бессмыслицу и преобразит
мир.
Вопрос ставится о двух состояниях
мира, которые соответствуют двум разным структурам и направлениям сознания, прежде всего дуализма
свободы и необходимости, внутренней соединенности и вражды, смысла и бессмыслицы.
Важнее же всего сознать, что дух совсем не есть реальность, сопоставимая с другими реальностями, например, с реальностью материи; дух есть реальность совсем в другом смысле, он есть
свобода, а не бытие, качественное изменение мировой данности, творческая энергия, преображающая
мир.
Никакая наука не может ничего сказать о том, существуют ли или не существуют иные
миры, но только потому, что ученый, исключительно погруженный в этот данный ему
мир, не имеет
свободы духа, необходимой для признания других планов
мира.
Оно состоит в том, что человек есть существо, принадлежащее к двум
мирам и не вмещающееся в этом природном
мире необходимости, трансцендирующее себя, как существо эмпирически данное, обнаруживающее
свободу, из этого
мира не выводимую.
Лучше можно сказать, что Бог есть Смысл и Истина
мира, Бог есть Дух и
Свобода.
Бог есть
свобода, а не необходимость, не власть над человеком и
миром, не верховная причинность, действующая в
мире.
Поэтому в истории
мира и человека могут действовать иррациональные силы, темная
свобода, порождающая необходимость и насилие.
Но это предполагает духовное движение в
мире, которое есть дело
свободы.
Бенжамин Констан видел в этом отличие понимания
свободы в христианский период истории от понимания ее в античном греко-римском
мире.
Часто недостаточно помнят и знают, что античный греко-римский
мир не знал принципа
свободы совести, которая предполагала дуализм духа и кесаря.
Никогда
свобода не осуществляется через насилие, братство через ненависть,
мир через кровавый раздор.
Мы живем в хаотическом
мире, в котором
свобода представляется непозволительной роскошью.
В конце концов, в современном
мире нет ни справедливости, ни
свободы.
Это гибель
мира, и мы не можем ее допустить; 2) Насильственный, механический порядок коллектива, организованность, не оставляющая места
свободе, деспотизация
мира.
Человек свободен признавать реальным лишь очень малый, очень поверхностный
мир, он свободен отрицать свою
свободу.
Видимый
мир не есть навязанная нам и принуждающая нас реальность, он обращен к
свободе духа.
Существует судьба
свободы в
мире, экзистенциальная диалектика
свободы в
мире.
Через
свободу человек может творить совершенно новую жизнь, новую жизнь общества и
мира.
Свобода же есть прорыв в этом
мире.
Свобода приходит из иного
мира, она противоречит закону этого
мира и опрокидывает его.
Но есть еще более важный, основной вопрос, который ставится, когда речь заходит о
свободе, и от его решения зависит судьба
свободы в
мире.
Эти евангельские слова перефразированы в современном
мире, и их повторяет современный тоталитаризм, враждебный
свободе.
Это означает монизм в условиях нашего
мира, т. е. отрицание
свободы и рабство.
Совершенный же и гармоничный строй в царстве Кесаря будет всегда истреблением
свободы, что и значит, что он не может быть осуществлен в пределах этого
мира.
Неточные совпадения
Поклонник славы и
свободы, // В волненье бурных дум своих, // Владимир и писал бы оды, // Да Ольга не читала их. // Случалось ли поэтам слезным // Читать в глаза своим любезным // Свои творенья? Говорят, // Что в
мире выше нет наград. // И впрямь, блажен любовник скромный, // Читающий мечты свои // Предмету песен и любви, // Красавице приятно-томной! // Блажен… хоть, может быть, она // Совсем иным развлечена.
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают
свободу воображения идеями, догмами…
«Нет. Конечно — нет. Но казалось, что она — человек другого
мира, обладает чем-то крепким, непоколебимым. А она тоже глубоко заражена критицизмом. Гипертрофия критического отношения к жизни, как у всех. У всех книжников, лишенных чувства веры, не охраняющих ничего, кроме права на
свободу слова, мысли. Нет, нужны идеи, которые ограничивали бы эту
свободу… эту анархию мышления».
Думать в этом направлении пришлось недолго. Очень легко явилась простая мысль, что в
мире купли-продажи только деньги, большие деньги, могут обеспечить
свободу, только они позволят отойти в сторону из стада людей, каждый из которых бешено стремится к независимости за счет других.
Это очень неприятно удивило его, и, прихлебывая вино, он повторил про себя: «
Миру служить — не хочет, себе — не умеет», «
свобода — бесцельность».