Неточные совпадения
В русском
человеке есть мягкотелость, в русском лице нет вырезанного и выточенного профиля.
Невозможна
была свободная игра творческих сил
человека.
Человек иного, не интеллигентского духа — национальный гений Лев Толстой —
был поистине русским в своей религиозной жажде преодолеть всякую национальную ограниченность, всякую тяжесть национальной плоти.
Уже в Достоевском, вечно двоящемся,
есть пророчество об откровении
человека, об исключительном по остроте антропологическом сознании.
Образ родной земли не
есть только образ матери, это также образ невесты и жены, которую
человек оплодотворяет своим логосом, своим мужественным светоносным и оформляющим началом, и образ дитяти.
Но любовь
человека к земле не
есть рабство
человека у земли, не
есть пассивное в нее погружение и растворение в ее стихии.
Любовь
человека к земле должна
быть мужественной.
И тогда возрождение России к новой жизни может
быть связано лишь с мужественными, активными и творящими путями духа, с раскрытием Христа внутри
человека и народа, а не с натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей.
В России откровение
человека может
быть лишь религиозным откровением, лишь раскрытием внутреннего, а не внешнего
человека, Христа внутри.
«Ему
было любо государство в самих казнях, — ибо, казня, государство видело в нем душу и
человека, а не игрушку, с которой позабавиться.
Нехорошо попрекать
человека тем, что раньше он
был другим.
А вот и обратная сторона парадокса: западники оставались азиатами, их сознание
было детское, они относились к европейской культуре так, как могли относиться только
люди, совершенно чуждые ей, для которых европейская культура
есть мечта о далеком, а не внутренняя их сущность.
В этом и русский
человек должен
быть подобен
человеку европейскому.
Оформление своей души и оформление своего творчества затруднено
было для русского
человека.
Со всех сторон чувствовал себя русский
человек окруженным огромными пространствами, и не страшно ему
было в этих недрах России.
Это означает радикально иное отношение к государству и культуре, чем то, которое
было доныне у русских
людей.
Именно тогда, когда русский
человек содержался в рабстве, он
был во власти неметчины, наложившей печать на весь склад русской государственности.
В самой глубине народной жизни, у лучших
людей из народа никакого народничества нет, там
есть жажда развития и восхождения, стремление к свету, а не к народности.
Народная жизнь
есть национальная, общерусская жизнь, жизнь всей русской земли и всех русских
людей, взятых не в поверхностном, а глубинном пласте.
И каждый русский
человек должен
был бы чувствовать себя и сознавать себя народом и в глубине своей ощутить народную стихию и народную жизнь.
Истинный центр всегда ведь может
быть обретен лишь внутри
человека, а не вне его.
И вся народная русская земля
есть лишь глубинный слой каждого русского
человека, а не вне его и вдали лежащая обетованная земля.
И свет сознания, который должен идти навстречу этой пробуждающейся России, не должен
быть внешним, централистическим и насилующим светом, а светом внутренним для всякого русского
человека и для всей русской нации.
Леонтьев говорит, что русский
человек может
быть святым, но не может
быть честным.
Русский
человек не ставил себе задачей выработать и дисциплинировать личность, он слишком склонен
был полагаться на то, что органический коллектив, к которому он принадлежит, за него все сделает для его нравственного здоровья.
Русское православие, которому русский народ обязан своим нравственным воспитанием, не ставило слишком высоких нравственных задач личности среднего русского
человека, в нем
была огромная нравственная снисходительность.
Русскому
человеку было прежде всего предъявлено требование смирения.
Святость
есть удел немногих, она не может
быть путем для
человека.
Русский
человек будет грабить и наживаться нечистыми путями, но при этом он никогда не
будет почитать материальные богатства высшей ценностью, он
будет верить, что жизнь св. Серафима Саровского выше всех земных благ и что св.
Русский
человек может
быть отчаянным мошенником и преступником, но в глубине души он благоговеет перед святостью и ищет спасения у святых, у их посредничества.
Русскому
человеку часто представляется, что если нельзя
быть святым и подняться до сверхчеловеческой высоты, то лучше уж оставаться в свинском состоянии, то не так уже важно,
быть ли мошенником или честным.
Русский
человек должен перестать возлагаться на то, что за него кем-то все
будет сделано и достигнуто.
Материалистическая теория социальной среды в России
есть своеобразное и искаженное переживание религиозной трансцендентности, полагающей центр тяжести вне глубины
человека.
Среднему русскому
человеку,
будь он землевладельцем или торговцем, недостает гражданской честности и чести.
Это значит также, что русский
человек должен выйти из того состояния, когда он может
быть святым, но не может
быть честным.
Вся духовная энергия русского
человека была направлена на единую мысль о спасении своей души, о спасении народа, о спасении мира.
Западный
человек творит ценности, созидает цвет культуры, у него
есть самодовлеющая любовь к ценностям; русский
человек ищет спасения, творчество ценностей для него всегда немного подозрительно.
Боязнь эта
есть неверие в Россию и русского
человека.
Человек, вооруженный лишь этими устаревшими идейными орудиями, должен
был себя почувствовать раздавленным и выброшенным за борт истории.
Национальность
есть бытийственная индивидуальность, одна из иерархических ступеней бытия, другая ступень, другой круг, чем индивидуальность
человека или индивидуальность человечества, как некоей соборной личности.
Установление совершенного братства между
людьми не
будет исчезновением человеческих индивидуальностей, но
будет их полным утверждением.
Космополитизм
есть также отрицание и угашение ценности индивидуального, всякого образа и обличья, проповедь отвлеченного
человека и отвлеченного человечества.
Национальный
человек — больше, а не меньше, чем просто
человек, в нем
есть родовые черты
человека вообще и еще
есть черты индивидуально-национальные.
Такая мечта о
человеке и человечестве, отвлеченных от всего национального,
есть жажда угашения целого мира ценностей и богатств.
Для всечеловечества должно
быть отвратительно превращение русского
человека в интернационального, космополитического
человека.
Характерно, что величайший государственный
человек Германии — Бисмарк
был еще лишен империалистического сознания и политика его
была лишь национальной.
Старые славянофильские идеалы
были прежде всего идеалами частной, семейной, бытовой жизни русского
человека, которому не давали выйти в ширь исторического существования, который не созрел еще для такого существования [Я не касаюсь здесь церковных идей Хомякова, которые очень глубоки и сохраняют свое непреходящее значение.].
Такая правда
есть в природе русского
человека.
Человек окончательно
был водворен на замкнутую социальную территорию, на ней захотел он
быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которые не простирается его власть и господство.
Всегда существовал эндосмос и экзосмос между человеческой общественностью и космической жизнью, но это не
было достаточно сознано
человеком, и он искусственно замыкался, спасаясь от бесконечности в своей ограниченности.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не
было, что может все сделать, все, все, все!
Хлестаков (рисуется).Помилуйте, сударыня, мне очень приятно, что вы меня приняли за такого
человека, который… Осмелюсь ли спросить вас: куда вы намерены
были идти?
Пришлись они — великое // Избранным
людям Божиим // То
было торжество, — // Пришлись к рабам-невольникам:
Пей даром сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным // Смеялись
люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.