Цитаты со словом «этой»
Область
поиска
поиска
Область
поиска
поиска
Заглавие этой книги требует разъяснения.
Путь этой книги исходит из свободы в самом начале, а не приводит к свободе лишь в конце.
Эта незыблемая, непоколебимая вера в то, что истина дана в мистическом восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься, не имея под собой твердыни божественного, не имея благодатной помощи, будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой книги.
Путем этим шли все мыслители-мистики; шел, наприм., близкий мне по духу Франц Баадер.
Христианская философия, или теософия, этой книги не претендует на «научность», но претендует на истинность.
Претензия эта оправдывается тем, что истина не мною выдумана и открыта, ибо я исповедую религию Христа.
В книге этой, думается мне, есть внутреннее единство и внутренняя последовательность, хотя и нет достаточного внешнего единства и внешней последовательности.
Отдельные части этой книги писались в разное время и отрывками печатались в «Вопросах философии и психологии».
Теперь отрывки эти переработаны, написаны новые части, и все претворилось в книгу, не систематическую, но отражающую цельное религиозно-философское миросозерцание и мирочувствие.
Я был бы счастлив, если б книгой этой обострил в современном сознании ряд жгучих религиозно-философских проблем, особенно в сознании людей, вступивших на путь религиозно-мистический.
Все эти печальные симптомы так характерны для критических эпох.
Я думаю, что это обычное рассуждение в корне ложно.
Эпохи бывают бездарны, бедны гениями по собственной вине, это грех людской, а не слепая случайность, обделившая данное время дарами свыше.
Это не право, не привилегия, а обязанность.
Хомяков хорошо говорит о своей властной уверенности, о своем дерзновении, о своем непомерном притязании: «этим правом, этой силой, этой властью обязан я только счастью быть сыном Церкви, а вовсе не какой-либо личной моей силе.
Говорю это смело и не без гордости, ибо неприлично относиться смиренно к тому, что дает Церковь».
Все, что я скажу в этой книге, будет дерзающей попыткой сказать «что-то», а не «о чем-то», и дерзость свою я оправдываю так же, как оправдывал ее Хомяков.
Этим определяется и мой взгляд на соотношение философии и религии.
А наряду с этим возрождается интерес к философским проблемам, с новой силой ощущается потребность в философском пересмотре основ миросозерцания, вновь беспокоит вековечно-метафизическое.
Последним подлинно верующим был Гегель, быть может, величайший из философов в собственном смысле этого слова.
Германец опять зафилософствовал, стал писать бесконечные гносеологические трактаты, дошел в этом деле до большой утонченности.
Движение это явно носит печать эпигонства и упадочности.
Но философская мысль этим путем не движется творчески вперед, не выходит из тупика.
Нужно выйти из круга, а для этого необходимо сознать, что происходит не только философский кризис, каких немало было в истории мысли, а кризис философии, т. е. в корне подвергается сомнению возможность и правомерность отвлеченной рационалистической философии.
В чем же сущность этого кризиса?
Даже больше: философия эта пришла к упразднению бытия, к меонизму, повергла познающего в царство призраков.
И нет, по-видимому, философских путей к возвращению в этот рай.
Бессилие решить проблемы реальности, свободы, личности или ложное решение этих проблем — верный показатель плохих качеств философии, ее внутренней импотенции, ложности избранного ею пути.
Не верьте этой философии, ищите иной.
И вот, если подойти с этим испытанием ко всей современной философии, то результаты получатся самые печальные.
Призрачно спасти реальность, свободу, личность современная философия всегда сумеет, для этого существуют многочисленные орудия софистики и гносеологической эквилибристики.
Живому человеку не легче от этих гносеологических ухищрений, его повергают в царство призрачности, лишают и личности, и свободы, и реальности бытия.
Ни природа реальности, ни природа свободы, ни природа личности не могут быть постигнуты рационалистически, идеи эти и предметы эти вполне трансцендентны для всякого рационалистического сознания, всегда представляют иррациональный остаток.
Даже германский идеализм начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля и Шеллинга, при всей своей творческой мощи не в силах был справиться с этими роковыми для всякой философии проблемами.
Это слишком хорошо известно.
Даже Шеллинг, который пытался вырваться из заколдованного круга рационалистического идеализма к конкретному бытию и мистике, даже Шеллинг бессилен был справиться с этими проблемами.
Лишь в мистическом гнозисе христианства все это дано и нигде более.
Гностицизм в существе своем есть рационализм, какое бы мистическое одеяние он ни одевал, это рафинированный, с трудом распознаваемый рационализм.
Гностики и теософы лучше метафизиков и философов, поскольку они требуют посвящения для религиозного раскрытия истины, но и они «интеллигенты-отщепенцы» в мировом смысле этого слова, оторванные от корней, живущие гипертрофией интеллекта, безблагодатные.
В последней глубине христианская вера есть гнозис, знание посвященных через отречение, но до глубины этой не доходит гностическая теософия.
Церковь никогда не утверждала интеллектуально-теоретического характера догматов, это делала лишь богословская схоластика.
Всего менее это значит, что философия должна стать прислужницей теологии, от чего она освободилась с таким трудом.
Философия должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии — это разница огромная.
Религиозная вера всегда есть освобождение и спасение, только в этом ее смысл, и все, что связывает себя с религиозной верой, в ней ищет питания, все то освобождается и спасается.
[Это прекрасно обосновывается в статьях кн.
Философия должна быть церковной, но это не значит, что она должна быть богословской или клерикальной.
Лишь церковная философия восстанавливает эти пути.
Развиваемая здесь точка зрения не нуждается в «гносеологическом» оправдании, и противоречиво было бы требовать от этой точки зрения чисто гносеологического обоснования.
Господство и верховенство гносеологии, признание за ней высшей функции контроля, ожидание от нее обоснования и оправдания одного, осуждения и отвержения другого — все это уже есть рационализм и интеллектуализм, против которого и поднимается знамя восстания.
[В этом я сознательно возвращаюсь к традициям Киреевского и Хомякова.]
Цитаты из русской классики со словом «этой»
Предложения со словом «этот»
- Эти задачи, однако, будут определены нашими указаниями, которые пока ещё не даны, но теперь уже пришло время это сделать.
- Эти слова французского врача, написанные в 1545 году, могли бы принадлежать любому всесторонне образованному человеку этого времени, желающему дать характеристику своему веку.
- Это серьёзнее – одно слово этого человека могло бы поднять на воздух, как пёрышко, целый мир парламентских говорунов, дипломатов и бюрократов…
- (все предложения)
Значение слова «этой»
э́той. Род., дат., твор. и предл. п. ед. ч. от эта. (Толковый словарь Ушакова)
Афоризмы русских писателей со словом «этот»
- Гений — это нация в одном лице.
- Хорошая книга — это ручеек, по которому в человеческую душу втекает добро.
- Никогда мы не знаем, что именно может повернуть нашу жизнь, скривить ее линию. Нам это не дано.
- (все афоризмы русских писателей)
Отправить комментарий
Дополнительно
Значение слова «этой»
э́той. Род., дат., твор. и предл. п. ед. ч. от эта.
Все значения слова «этой»Предложения со словом «этот»
Эти задачи, однако, будут определены нашими указаниями, которые пока ещё не даны, но теперь уже пришло время это сделать.
Эти слова французского врача, написанные в 1545 году, могли бы принадлежать любому всесторонне образованному человеку этого времени, желающему дать характеристику своему веку.
Это серьёзнее – одно слово этого человека могло бы поднять на воздух, как пёрышко, целый мир парламентских говорунов, дипломатов и бюрократов…
- (все предложения)