Неточные совпадения
Нашу эпоху разъедает болезненная рефлексия, вечное сомнение в себе, в своих правах на обладание истиной, принижает нашу эпоху дряблость
веры, слабость избрания, не осмеливаются слишком страстно
и непоколебимо объясняться в
любви к чему-то
и к кому-то, мямлят, колеблются, боятся, оглядываются на себя
и на соседей.
Что Христос умер на кресте смертью раба, что Правда была распята, — это факт, который все знают, который принуждает
и насилует, его признание не требует ни
веры, ни
любви; этот страшный факт дан всему миру, познан миром.
Вера в воскресение есть акт свободы, свободного избрания, свободной
любви к Христу
и, вместе с тем, акт отречения от своей ограниченности
и ограниченности мира.
Любовью и свободой исчерпывается содержание новозаветной
веры, преодолевающей ветхозаветное законничество
и языческий натурализм.
Снять бремя свободы
и подменить свободу принуждением значит уничтожить тайну
веры, которая
и есть тайна благодатной свободы
и свободной
любви, значит превратить религиозную жизнь в принуждение видимых вещей, закрепить необходимость.
— Вижу: хотели лишить себя жизни? — договорил о. Мисаил засевшую у Половецкого в горле фразу. — Великий и страшный грех отчаяние, потому что оным отрицается безграничное милосердие божие. Страшно подумать, когда человек дерзает идти против закона божия… Но есть и спасение для кающегося, если покаяние с
верой и любовью.
Но встреча с Христом в
вере и любви не есть встреча с объектом, как представляется в объективации, а есть встреча с субъектом, с «ты», т. е. относится к экзистенциальному плану.
Неточные совпадения
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол
и женский, — читал священник вслед за переменой колец, —
и от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь
и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое
и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде
и роде, избранныя Твоя: призри на раба Твоего Константина
и на рабу Твою Екатерину
и утверди обручение их в
вере,
и единомыслии,
и истине,
и любви»….
Мадам Шталь говорила с Кити как с милым ребенком, на которого любуешься, как на воспоминание своей молодости,
и только один раз упомянула о том, что во всех людских горестях утешение дает лишь
любовь и вера и что для сострадания к нам Христа нет ничтожных горестей,
и тотчас же перевела разговор на другое.
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь
любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу
и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство?
Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия…
Она мне кинула взгляд, исполненный
любви и благодарности. Я привык к этим взглядам; но некогда они составляли мое блаженство. Княгиня усадила дочь за фортепьяно; все просили ее спеть что-нибудь, — я молчал
и, пользуясь суматохой, отошел к окну с
Верой, которая мне хотела сказать что-то очень важное для нас обоих… Вышло — вздор…
Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность
любви и сила
веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость
и беспредельная потребность
любви — были единственными побуждениями в жизни?