Неточные совпадения
В теософических течениях нашего
времени нельзя не видеть возрождения гностицизма; это
все то же желание узнать, не поверив, узнать, ни от чего не отрекаясь и ни к чему не обязываясь, благоразумно подменив веру знанием.
Почти
вся наука покоится на законе сохранения энергии; но закон сохранения энергии дан лишь вере, как и пресловутая атомистическая теория, на которой долгое
время покоилось естествознание.
Все дальше и дальше отодвигается то, что должно быть сотворено, и так без конца, без разрешения конфликта
времени и вечности.
Индивидуалистический эмпиризм полагает, что
весь опыт есть мое субъективное состояние, в то
время как универсальный эмпиризм Лосского видит в опыте саму живую действительность в ее необъятности.
Но если во
всех суждениях, из которых состоит знание, заключена сама действительность, присутствует само бытие, то возникают большие затруднения с пространством и
временем, так как мы строим суждения о действительности, отделенной от нас пространством и
временем.
А учения о пространстве и
времени Лосский не дает и откладывает до онтологии, так что
все его утверждения,
все его учение о суждении,
вся его гносеология зависит от онтологического учения о пространстве и
времени.
Пространство,
время,
все категории познания,
все законы логики суть свойства самого бытия, а не субъекта, не мышления, как думает большая часть гносеологических направлений.
Кто из нас не испытывал желания жить одновременно и в своем отечестве, волнуясь
всеми интересами своей родины, и в то же
время где-нибудь в Париже, Лондоне или Швейцарии в кругу других, но тоже близких интересов и людей?
Пространство и
время сковывают нас, мешают охватить
всю полноту бытия.
Вне
времени, в вечности,
все моменты бытия — грехопадение, искупление и окончательное спасение — свершаются, нет там временной, хронологической последовательности, а есть лишь идеальное, вневременное совершение.
Бытие есть трагедия, в которой
все акты не следуют один за другим во
времени, а идеально пребывают в абсолютной действительности.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее начало; само
время и
все, что в нем протекает, есть лишь один из актов трагедии, болезнь бытия в момент его странствования.
Нельзя осмыслить мирового процесса, если не допустить мистической диалектики бытия, предвечно совершающейся и завершающейся вне
времени и вне
всех категорий нашего мира и в одном из своих моментов принявшей форму временного бытия, скованного
всеми этими категориями.
Болезнь эта прежде
всего выразилась в том, что
все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся;
все стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим того же
времени для охватывания полноты бытия; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости;
все стало ограниченным и относительным; третье стало исключаться, ничто уже не может быть разом А и не-А, бытие стало бессмысленно логичным.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения
времени и пространства, законов логики и
всех категорий, так как исходит не из первичного бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности бытия дана нам до
всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта объекту; она переживается вне
времени и пространства, вне законов логики, вне этого мира, данного рациональному сознанию.
Время, пространство, материя, законы логики —
все это не состояния субъекта, а состояния самого бытия, но болезненные.
Учение об эманации отрицает и лицо Творца и лицо творимых, отрицает свободу и самостоятельность творения.]
все живое пребывает в божественном плане космоса, до
времени и до мира совершается в идеальном процессе божественной диалектики.
Но диалектика абсолютная тут переходит в диалектику относительную, ограниченную
временем и
всеми категориями.
Естественные религии организовали жизнь рода, спасали человечество от окончательного распадения и гибели, создавали колыбель истории, той истории, которая
вся покоится на натуральном роде, на естественном продолжении человечества во
времени, но имеет своей конечной задачей преобразить человеческий род в богочеловечество, победив естественную стихию.
Этот трагизм христианской истории в том коренился, что христианская религия
все еще не была полным откровением, что не наступили еще
времена для раскрытия положительной религиозной антропологии, монистической правды о земной судьбе человечества.
Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в наше
время, не есть зло и не подлежит уничтожению;
все это богатство бытия должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том и заключалась, что оно не могло отвоевать и утвердить бытие, что закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.
Сатанизмом пленяются легче
всего истерические женщины, это они бьются в конвульсиях во
время совершения черной мессы.
Неточные совпадения
В это
время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова.
Все спешат наперерыв к дверям, толпятся и стараются выйти, что происходит не без того, чтобы не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со
всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со
временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это
все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в другое тоже
время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я
все позабываю, как ваше имя и отчество.
Хлестаков. Хорошо, хоть на бумаге. Мне очень будет приятно. Я, знаете, этак люблю в скучное
время прочесть что-нибудь забавное… Как ваша фамилия? я
все позабываю.