Цитаты со словосочетанием «не может быть»
Философская мысль не может питаться из себя, т. е.
не может быть отвлеченной, самодовлеющей.
Но религиозный синтез
не может быть дан лишь в конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан и в начале, дан для всех живших и живущих, дан как истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
Вся новая философия пошла по тому отвлеченно-рационалистическому пути, на котором
не могут быть решены поставленные нами проблемы.
Ни природа реальности, ни природа свободы, ни природа личности
не могут быть постигнуты рационалистически, идеи эти и предметы эти вполне трансцендентны для всякого рационалистического сознания, всегда представляют иррациональный остаток.
Воссоединение с бытием
не может быть постыдным порабощением философии, оно восстанавливает ее цель.
Философия, т. е. раскрытие разумом вселенской истины,
не может быть ни только индивидуальным, ни только человеческим делом, она должна быть делом сверхиндивидуальным и сверхчеловеческим, т. е. соборным, т. е. церковным.
Без гносеологии
не может быть философии и никогда не было.
Философия
не может быть ни отвлеченно-интеллектуалистической, ни отвлеченно-волюнтаристической, она должна быть философией конкретного духа, в которой нет уже рассечения, в которой восстановлена цельность.
Для философии, которую мы называем мистической в отличие от рационалистической, реальность бытия
не может быть подорвана никакой рассудочной рефлексией.
Да простит мне читатель интуитивно-афористическую форму изложения, преобладающую в этой книге. Но форма эта не случайно явилась и не выдумана, форма эта внутренне неизбежна, она вытекает из основного устремления духа и
не может быть иной. Для меня вера есть знание, самое высшее и самое истинное знание, и странно было бы требовать, чтобы я дискурсивно и доказательно обосновывал и оправдывал свою веру, т. е. подчинял ее низшему и менее достоверному знанию.
Вопрос этот требует философского и психологического углубления, так как он
не может быть решен исключительным отданием себя субъективным настроениям.
Что в эмпиризме заключена огромная и неопровержимая часть истины, об этом почти
не может быть спора.
Эмпирики слишком хорошо знают, что в опыте никогда
не может быть дано; они слишком уверены, что чудесное никогда не было и никогда не будет в опыте дано.
Когда кантианец так твердо знает, что в опыте
не может быть чуда, то это понятно, потому что опыт кантианца конструирован рациональными категориями, он сознательно в тисках, на живой опыт надет намордник, и он укусить не может.
Но возврат к реализму
не может быть просто новой гносеологией; корень беды не в рационалистических гносеологиях, в которых всегда есть много верного, а в том корень, что бытие наше стало плохим.
В ограниченном мире А
не может быть в одно и то же время и А и не А, третье в этом мире исключается.
Что три и один — одно, эта истина не вмещается дискурсивным мышлением, но вмещается интуитивным мышлением, свободным от власти ограниченного бытия, в котором ничто
не может быть разом три и один, а должно быть или три или один.
Но в принудительно данном мире закон тождества и другие законы логики остаются обязательными и
не могут быть отменены.
Природа, населенная духами по-язычески и вызывавшая чувство страха перед демонами,
не могла быть познана, и ею нельзя было овладеть.
Мышление
не может быть отделено от универсального бытия и противоположно ему; познание не может быть отделено от универсальной жизни и противопоставлено ей.
Проблема, так остро поставленная Гуссерлем и взволновавшая весь философский мир,
не может быть разрешена «критицизмом» и критической гносеологией.
Вне церковного опыта субъект и объект неизбежно остаются разорванными, разделенными и мышлением
не могут быть воссоединены.
Но ведь безумие думать, что бытие может зависеть от познания, что оно дано лишь в науках, что вне суждения
не может быть и речи о бытии.
«Бытие» прежде всего всегда «есть», и никогда
не может быть, чтобы оно «не было».
О ценности ничего нельзя изрекать словами,
не может быть учения о ценности, потому что данность должна предшествовать суждению, не зависеть от суждения, а определять его.
Вне суждений, из которых состоит знание,
не может быть никакой еще гносеологии, никакой философии ценностей.
Проблема реальности бытия, проблема трансцендентного, как любят говорить,
не может быть ни поставлена, ни решена рационалистической гносеологией.
Психически расстроенный
не может быть врачом психиатрической лечебницы.
Спиритуалистическая метафизика не есть психологизм, она
не может быть добыта психологической наукой.
Когда эмпирики отвергают чудеса и утверждают закономерность всего происходящего, когда они ставят границы опыту и заранее слишком хорошо знают, чего в опыте никогда
не может быть дано, они являются самыми настоящими, хотя и наивными, рационалистами.
Вообще, основной тезис Лосского
не может быть истолкован идеалистически; это чисто реалистический тезис, это критическое восстановление той правды, которая заключалась в наивном реализме.
А интуитивное знание
не может быть ничем иным, как непосредственным усмотрением реальностей, не только частных, но и общих.
Если действительность непосредственно воспринимается нами и непосредственно присутствует в знании, то общее в знании
не может быть истолковано номиналистически, не может быть производным, не есть абстракция от частных реальностей, а есть сама общая реальность.
«Общее в вещах есть нечто первоначальное, непроизводное, поэтому и в мышлении оно
не может быть произведено и сложено из чего-либо не общего».
Лосский показывает, что «общее» и «индивидуальное»
не могут быть противополагаемы, так как общее само индивидуально.
Бытие греховно, все мы участвуем в грехе, и потому мы не можем отождествиться со всем миром и всякое другое «я»
не может быть и моим «я».
Метафизика
не может быть и не была делом индивидуального произвола: она соборна и универсальна.
Но думаю, что этот новый путь
не может быть отвлеченным, он органический, он соединит знание с верой, сделает философию сознательно религиозной.
Обоснование это
не может быть делом самой науки: оно вне ее и до нее; обоснование это есть особая форма веры.
Болезнь эта прежде всего выразилась в том, что все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим того же времени для охватывания полноты бытия; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным; третье стало исключаться, ничто уже
не может быть разом А и не-А, бытие стало бессмысленно логичным.
Происхождение и значение всех категорий
не может быть осмыслено углублением в субъект, так как тут проблема онтологическая, а не гносеологическая, и, чтобы понять хоть что-нибудь, гносеология должна стать сознательно онтологической, исходить из первоначальной данности бытия и его элементов, а не сознания, не субъекта, противоположного объекту, не вторичного чего-то.
Бытие и небытие, как абсолютное и относительное, не могут находиться в одной плоскости и ни в каком смысле
не могут быть сравниваемы и сопоставляемы.
Вне сферы абсолютного бытия никакое иное бытие, относительное и злое,
не может быть осознано как в какой бы то ни было мере ему равносильное и противопоставимое.
Внутри Абсолютного
не может быть никакого злого бытия, а вне Абсолютного вообще никакое бытие немыслимо.
Небытие же не имеет корней в бытии и
не может быть противополагаемо бытию как равное по силе и достоинству.
Для христианского сознания земля и происходящее на ней имеет абсолютное и центральное значение; она
не может быть рассматриваема как один из многих миров, как одна из форм в числе бесконечно многих форм бытия.
Вера в естественное бессмертие сама по себе бесплодна и безотрадна; для этой веры
не может быть никакой задачи жизни и самое лучшее поскорее умереть, смертью отделить душу от тела, уйти из мира.
Но распря Творца и творения
не может быть прекращена и разрешена свободой творения, так как свобода эта утеряна в грехопадении.
Но о Перво-Божестве ничего
не может быть сказано, оно невыразимо, отношение к нему уже сверхрелигиозно, само религиозное отношение исчезает там, где прекращается драма действующих лиц, драма Отца, Сына и Духа и всех лиц творения.
И загадка этой таинственной судьбы
не может быть разрешена иначе, как религиозно.
Неточные совпадения
Наша эпоха потому,
быть может, так «научна», что наука говорит о чем-то, а
не что-то.
Философия
не может претендовать
быть всем,
не достигает всеединства, как утверждал Гегель, она всегда остается частной и органически (
не механически) подчиненной сферой.
Всем
может быть только религия, а
не философия, только религиозно достижим универсальный синтез и всеединство.
Весь опыт новой философии громко свидетельствует о том, что проблемы реальности, свободы и личности
могут быть истинно поставлены и истинно решены лишь для посвященных в тайны христианства, лишь в акте веры, в котором дается
не призрачная, а подлинная реальность и конкретный гнозис.
Не только философия
не должна
быть прислужницей теологии, но,
быть может, и самой теологии
не должно
быть.
Философия
не может и
не должна
быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины.
Высшей судебной инстанцией в делах познания
не может и
не должна
быть инстанция рационалистическая и интеллектуалистическая, а лишь полная и целостная жизнь духа.
На протяжении этой книги я все время
буду отстаивать определенную гносеологию, но гносеология эта такова, что она, по существу,
не есть верховная инстанция,
не может строиться без предпосылок, она подчинена, она вторична.
Для мистической философии такого затруднения
быть не может.
Быть может, тут избираются недостойные предметы веры,
быть может, тут совершается идолопоклонство, живой Бог подменяется ограниченными и относительными вещами, но само психологическое состояние веры
не упраздняется, оно остается в силе.
Идея науки, единой и всеразрешающей, переживает серьезный кризис, вера в этот миф пала, он связан
был с позитивной философией и разделяет ее судьбу; сама же наука пасть
не может, она вечна по своему значению, но и смиренна.
Но в последнее время начинается движение против господства этого рационализированного опыта за восстановление в правах первичного, живого, беспредельного опыта, в котором
может быть дано
не только «рациональное», но и «мистическое».
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа
может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного,
не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде всего практическую (
не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что познание
есть функция жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии, что и в познающем.
В этом только смысле можно сказать, что всякая теория познания имеет онтологический базис, т. е.
не может уклониться от утверждения той истины, что познание
есть часть жизни, жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и объект.
Нелепо
было бы отрицать значение дискурсивного мышления; без него мы
не можем познавать, так как слишком удалились от первоисточника света; но нельзя искать основ знания в дискурсивном мышлении.
Но до этого акта веры, до вольного отречения и согласия на все во имя веры
не может открыться разумность веры, так как это
было бы принудительным знанием.
В сложном взаимодействии сил природы мы
не наблюдаем действия закона в чистом виде, так как он всегда
может быть парализован законами иными.
Законам логики
может быть дано
не только гносеологическое, но и онтологическое истолкование.
Неумирающая в нас связь с большим разумом открывает нам возможность мыслить такое бытие, в котором третье
не исключается, в котором все
может быть и А и
не А, и белым и черным, равно как
может быть вневременным и внепространственным.
Может ли
быть полнота переживаний, иррациональная полнота, в которой
не оказывается места для познания?
Я именно и утверждаю, что в так называемом «иррациональном переживании» или, по моей терминологии, в первичном нерационализированном сознании совершается самое подлинное познание бытия, совершается то касание сущего, которое
не может не быть и познанием.
Может быть, Риккерт и Коген или даже Маркс и Спенсер — настоящие чистые мистики; у них ведь, наверное,
есть «иррациональные переживания», и они ни в чем этих иррациональных переживаний
не выразили,
не объективировали и
не реализовали, т. е.
не убили своей мистики рационализированием.
Мы признаем различные ступени познания: познание научное
не должно
быть смешиваемо с познанием мистическим, хотя и на научное познание
может быть пролит мистический свет.
Суждение
есть одно из орудий знания, но живая полнота знания
не может исчерпываться суждением.
Этот методологический прием, заимствованный у критицистов,
не только
не обязателен для Лосского, но, как мы увидим, внутренне для него противоречив, так как его теория знания
не пропедевтическая, а онтологическая и внутренне
не может не быть таковой.
Но бытие трансцендентно субъекту, находится вне его, и
могут быть такие края бытия, которые никогда до сих пор
не входили в познающего, т. е. остаются трансцендентными.
«Если истина
есть не копия действительности,
не символическое воспроизведение ее и
не явление ее, сообразное с законами познавательной деятельности, а сама действительность в дифференцированной форме, то критерием истины
может быть только наличность самой познаваемой действительности, наличность познаваемого бытия в акте знания.
Как тяжело думать, что вот „
может быть“ в эту самую минуту в Москве
поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я
не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Пустота, которая остается после освобождения от природного и социального объективизма, после «критического» отвержения всякого бытия, должна
быть чем-нибудь заполнена; ее
не может заполнить ни вера в категорический императив, ни вера в непреложность математики.
Злое
не есть другое Абсолютное и
не имеет никакого места в едином Абсолютном; оно относительно и в своей относительности
не соотносительно с Абсолютным, [Абсолютное и относительное потому
не могут мыслиться соотносительными в одной плоскости, что этим Абсолютное
было бы превращено в относительное.
Зло
есть бессилие и потому
не может ограничить абсолютной силы.
Сфера зла никогда
не встречается со сферой божественного бытия, и никаких границ и размежеваний между этими сферами
быть не может.
Никакой своей цели, своего нового бытия дух зла
не мог выдумать, так как вся полнота бытия заключена в Боге; выдумка его
могла быть лишь ложью, лишь небытием, выдавшим себя за бытие, лишь карикатурой.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело Божье и хвастает, что
могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными к злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором
не было бы страдания и смерти, а людей привлекало бы лишь добро.
Без Сына Божьего человечество
не только
не могло бы искупить греха и спастись, но его и
не было бы, оно
не сотворилось бы.
В ней ничто
не дано в полноте и завершенности, так как полнота и завершенность
могут быть даны лишь в конце мира.
В язычестве
было ощущение первоначальной святости плоти и плотской жизни,
был здоровый религиозный материализм, реалистическое чувство земли, но язычество
было бессильно перед тлением плоти всего мира,
не могло так преобразить плоть, чтоб она стала вечной и совершенной,
не могло вырвать из плоти грех и зло.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «не может быть»
Квартальный. Прохоров в частном доме, да только к делу
не может быть употреблен.
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той веры, что человек
не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на то, что видим.
Угрюмые и отчасти саркастические нравы с трудом уступали усилиям начальственной цивилизации, как ни старалась последняя внушить, что галдение и крамолы ни в каком случае
не могут быть терпимы в качестве"постоянных занятий".
В стогах
не могло быть по пятидесяти возов, и, чтоб уличить мужиков, Левин велел сейчас же вызвать возившие сено подводы, поднять один стог и перевезти в сарай.
Итак, размена чувств и мыслей между нами
не может быть: мы знаем один о другом все, что хотим знать, и знать больше не хотим; остается одно средство: рассказывать новости.
Неточные совпадения
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они
едят, а я
не ем? Отчего же я, черт возьми,
не могу так же? Разве они
не такие же проезжающие, как и я?
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина
не может их выдержать,
не так ли?
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что
может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя,
мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Ассоциации к словосочетанию «может быть»
Ассоциации к слову «мочь»
Ассоциации к слову «быть»
Синонимы к словосочетанию «не может быть»
Предложения со словосочетанием «не может быть»
- Возникло мнение о том, что мастерфэншуй просто не может быть бедным человеком, а если он небогат, то он не владеет искусством притягивать финансовую удачу и к нему за помощью не стоит обращаться.
- Конечно же, тот, кто падал с неба, никак не мог быть человеком.
- Единственная проблема, которую он не хочет признавать, – то, что для него уже никогда не может быть работы.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «мочь»
Сочетаемость слова «быть»
Значение словосочетания «не может быть»
«Не мо́жет быть!» — советский кинофильм Леонида Гайдая 1975 года. Состоит из трёх новелл, снятых по произведениям Михаила Зощенко: по комедии «Преступление и наказание», рассказу «Забавное приключение» и комедии «Свадебное происшествие». (Википедия)
Все значения словосочетания НЕ МОЖЕТ БЫТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «мочь»
- Женщина, даже самая бескорыстная, ценит в мужчине щедрость и широту натуры. Женщина поэтична, а что может быть прозаичнее скупости?
- Никогда мы не знаем, что именно может повернуть нашу жизнь, скривить ее линию. Нам это не дано.
- Свободны могут быть или все, или никто, включая и тех, кто управляет, кто устанавливает данный порядок.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно