Актом решившейся, совершившей избрание воли должно заявить, что
не принимаем, полнотой жизни не принимаем самой «гносеологической» постановки проблем, самой плоскости, в которой все это совершается.
Для мирян, в которых не было положительного зла, отравлявшего католическую иерархию, Христос не был внутренним, оставался внешним; они подражали страданиям Христа, влюблялись в Христа, как во внешний объект, но
не принимали Христа внутрь себя.
Государство — языческого происхождения, и только для языческого мира оно нужно; государство не может быть формой христианской общественности, и потому католический папизм и византийский цезаризм — остатки язычества, знаки того, что человечество еще
не приняло в себя Христа.
Неточные совпадения
Все вышесказанное позволяет сделать заключение, что то гносеологическое направление, которое принято называть эмпиризмом,
не достигает обоснования и оправдания твердыни знания; оно неизбежно разлагается на рационализм и мистицизм в зависимости от того,
принимает ли ограниченный, вторичный и рационально-конструированный опыт или неограниченный, первичный и живой опыт.
Спаситель явился миру в образе раба, а
не царя, и был раздавлен силами этого мира, и
принял смерть по законам этого мира.
Те, что живут под исключительной властью мировых сил, для кого существует лишь принудительное и кто
принимает лишь доказанное, те знают, что Христос умер, и
не знают, что Христос воскрес.
Необходимость, закономерность природных явлений
не должна быть персонифицирована, это лишь способ действия мировых сил, лишь формулировка того направления, которое
приняло взаимодействие субстанций.
Предпосылкой в гносеологии является наука, и притом та наука, которую она захочет
принять, гносеология же
не является предпосылкой науки.
Мир
принял Христа, так как смерть царствовала в мире, так как плоть мира была больна и
не излечивалась языческими средствами.
Нужно
принять всю полноту жизни,
не бежать трусливо от страданий мира, но
принять эту тяжесть мира для победы, для завоевания окончательного блаженства.
Слова «претерпевший до конца спасется»
не значат, что нужно стремиться к страданию, страдать как можно больше, а значат, что нужно иметь как можно большую силу сопротивления,
принимать мужественно удары мирового зла, вынести все до конца и
не согнуться,
не погибнуть.
Оккультически-сектантский тип потому с таким трудом
принимает вселенски-церковное сознание, что чувствует себя генералом в искусственно приподнятой атмосфере и
не может совершить тот подвиг самоотречения, после которого из генерала превращается в солдата или простого офицера в реальной жизни церкви.
Но это замечательная, единственная в своем роде книга. Des Esseintes, герой «A rebours», его психология и странная жизнь есть единственный во всей новой литературе опыт изобразить мученика декадентства, настоящего героя упадочности. Des Esseintes — пустынножитель декадентства, ушедший от мира, которого
не может
принять, с которым
не хочет идти ни на какие компромиссы.
Он никогда
не задумывается о социальной стороне той католической религии, которую
принимает, никогда
не думает о связи католичества с мировой историей.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой
не принять.
Но вспомнив, что ожидает ее одну дома, если она
не примет никакого решения, вспомнив этот страшный для нее и в воспоминании жест, когда она взялась обеими руками за волосы, она простилась и уехала.
Неточные совпадения
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете
принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете
принять».
Анна Андреевна. Помилуйте, я никак
не смею
принять на свой счет… Я думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он
принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Сначала он
принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему
не поедет, и что он
не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Я
не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня
приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно
приняли за главнокомандующего».