Неточные совпадения
Для нас, не посвященных в простое таинство души заклинателя — в его власть над словом, превращающую слово в дело, — это может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а может быть, истинную душу вообще; для непосвященного с простою душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним — не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова; не догматический предрассудок, но суеверная
сказка, а творческий обряд,
страшная быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или отнимет благополучие или, еще
страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.
Людмила же вся жила в образах: еще в детстве она, по преимуществу, любила слушать
страшные сказки, сидеть по целым часам у окна и смотреть на луну, следить летним днем за облаками, воображая в них фигуры гор, зверей, птиц.
Когда я рассказывал им о том, что сам видел, они плохо верили мне, но все любили
страшные сказки, запутанные истории; даже пожилые люди явно предпочитали выдумку — правде; я хорошо видел, что чем более невероятны события, чем больше в рассказе фантазии, тем внимательнее слушают меня люди.
Он чувствовал себя подавленным бременем
страшных сказок о порках, зуботычинах, о том, как людей забивали насмерть палками, как продавали их, точно скот.
Фома знает эту
страшную сказку о крестнике бога, не раз он слышал ее и уже заранее рисует пред собой этого крестника: вот он едет на белом коне к своим крестным отцу и матери, едет во тьме, по пустыне, и видит в ней все нестерпимые муки, коим осуждены грешники… И слышит он тихие стоны и просьбы их:
Неточные совпадения
Но особенно хорошо сказывала она стихи о том, как богородица ходила по мукам земным, как она увещевала разбойницу «князь-барыню» Енгалычеву не бить, не грабить русских людей; стихи про Алексея божия человека, про Ивана-воина;
сказки о премудрой Василисе, о Попе-Козле и божьем крестнике;
страшные были о Марфе Посаднице, о Бабе Усте, атамане разбойников, о Марии, грешнице египетской, о печалях матери разбойника;
сказок, былей и стихов она знала бесчисленно много.
Началась и потекла со
страшной быстротой густая, пестрая, невыразимо странная жизнь. Она вспоминается мне, как суровая
сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением. Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что всё было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, — слишком обильна жестокостью темная жизнь «неумного племени».
А он вдруг опять облаком сделался и сквозь себя показал мне и сам не знаю что: степь, люди такие дикие, сарацины, как вот бывают при
сказках в Еруслане и в Бове Королевиче; в больших шапках лохматых и с стрелами, на
страшных диких конях.
Матвей кинулся в амбар и зарылся там в серебристо-серой куче пеньки, невольно вспоминая жуткие
сказки Макарьевны: в них вот так же неожиданно являлось
страшное. Но в
сказках добрая баба-яга всегда выручала заплутавшегося мальчика, а здесь, наяву, — только Власьевна, от которой всегда душно пахнет пригорелым маслом.
И всё вокруг было большое,
страшное, как в
сказке.