Неужели же благовидно кричать везде, как теперь делают, именно об этих тридцати молодых людях и оставлять в покое
тысячи семейств, жующих жвачку, доставляемую им на последях выкупными свидетельствами?..
Неточные совпадения
Федор Христианыч — действительно честный человек. Я к нему чувствую какое-то, как бы это выразиться, благоговение. Да и не одна я. Последний раз, как я была в деревне, весь уезд мне уши прожужжал:"Ваш немец — клад". И как он привязан к нашему
семейству! Ему две
тысячи рублей предлагали, да какое две
тысячи? Двадцать пять процентов давали на другом заводе — нейдет.
— Опять-таки не так, Марья Михайловна. Моя философия остается одна и та же. Основ я не разрушаю. Ни
семейства, ни общества не могут обойтись без того, чтоб не пели им"Исайя, ликуй". Но я повторю еще раз и буду вам
тысячу раз повторять, что есть такие условия, в которых замужество для женщины есть величайшее из всех безобразий.
Я бегу их как чумы; но ведь на
тысячу русских помещичьих
семейств, прокисающих самым бессмысленным фасоном в Дрездене и в Ницце, по Женеве и Парижу, придется каких-нибудь двадцать, тридцать молодых людей, живущих для"усовершенствования себя в науках".
Мы, провожая его глазами, желали ему удачи. И хотя все это происходило в канцелярии, где торжественных минут сердечного восхищения по штатам не полагается, но тут оно было. Мы чувствовали, как сердца наши в нас горели, при мысли, что целые двадцать пять
тысяч семейств наших военных трудников разведут себе по домам и на полянках свои самовары и станут попаривать своим чайком свои косточки, под своею же кровлею, которую дало им за их кровную службу отечество.
Неточные совпадения
Сотни,
тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки
семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и все это на ее деньги.
Теперь же пока это скромный, маленький уголок России, в десяти
тысячах пятистах верстах от Петербурга, с двумястами жителей, состоящих, кроме командира порта и некоторых служащих при конторе лиц с
семействами, из нижних чинов, командированных сюда на службу казаков и, наконец, якутов.
Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического
семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие вещи, главное, слышал про его бессердечность к тем сотням и
тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и вероятно незаметных им самим жестокостей.
На первый раз она была изумлена такой исповедью; но, подумав над нею несколько дней, она рассудила: «а моя жизнь? — грязь, в которой я выросла, ведь тоже была дурна; однако же не пристала ко мне, и остаются же чисты от нее
тысячи женщин, выросших в
семействах не лучше моего.
Мы вошли на третий этаж, Вера Павловна позвонила, и я увидела себя в большом зале, с роялем, с порядочною мебелью, — словом, зал имел такой вид, как будто мы вошли в квартиру
семейства, проживающего 4 или 5
тысяч рублей в год.