Неточные совпадения
С этим путейцем-романистом мне тогда не случилось ни разу вступить в разговор. Я был
для этого недостаточно боек; да он и не езжал к нам запросто, так, чтобы набраться смелости и заговорить с ним о его
повести или вообще о литературе. В двух-трех более светских и бойких домах, чем наш, он, как я помню, считался приятелем, а на балах в собрании держал себя как светский кавалер, танцевал и славился остротами и хорошим французским языком.
Затем, университет в его лучших представителях, склад занятий, отличие от тогдашних университетских городов, сравнительно, например, с Казанью, все то, чем действительно можно было попользоваться
для своего общего умственного и научно-специального развития; как поставлены были студенты в городе; что они имели в смысле обще-развивающих условий; какие художественные удовольствия; какие формы общительности вне корпоративной, то есть почти исключительно трактирной (по"кнейпам") жизни, какую
вело большинство буршей.
О"Дворянском гнезде"я даже написал небольшую статью
для прочтения и в нашем кружке, и в гостиной Карлова, у Дондуковых. Настроение этой вещи, мистика Лизы, многое, что отзывалось якобы недостаточным свободомыслием автора, вызывали во мне недовольство. Художественная прелесть
повести не так на меня действовала тогда, как замысел и тон, и отдельные сцены"Накануне".
В труппе он занимал исключительное место, как бы «вне конкурса» и выше всяких правил и обязанностей, был на «ты» с Федоровым, называл его «Паша», сделался — отчасти от отца, а больше от удачной игры — домовладельцем, членом дорогих клубов, где
вел крупную игру, умел обставлять себя эффектно, не бросал своего любительства, как рисовальщик и даже живописец, почему и отличался всегда своейгримировкой,
для которой готовил рисунки.
Для него приезд Вагнера и личное сближение явились решающим моментом в его композиторстве. Но и такого восторженного своего поклонника Вагнер считал чем-то настолько незначительным, что в своей переписке из этой эпохи не упоминает ни о нем, ни о каком другом композиторе, — ни о Даргомыжском, ни о Балакиреве; а о Рубинштейне — в его новейшей биографии — говорится только по поводу интриги, которую якобы Рубинштейн собирался
повести против него в Петербурге (?).
Он высказывался так обо мне в одной статье о беллетристике незадолго до своей смерти. Я помню, что он еще в редакции"Библиотеки
для чтения", когда печатался мой"В путь-дорогу", не раз сочувственно отзывался о моем"письме". В той же статье, о какой я сейчас упомянул, он считает меня в особенности выдающимся как"новеллист", то есть как автор
повестей и рассказов.
Ренье, даровитейший актер
для комического репертуара, считался таким же даровитым профессором. Он выпустил Коклена. Класс свой
вел он живо, горячо, держался с учениками мягкого тона, давал много превосходных толкований и сам в лицах изображал то, что нуждалось в практическом примере.
Виллу Тургенева я довольно легко нашел на той Fremers-bergstrasse, которая с тех годов вся обстроилась. Тогда это казалось еще"урочищем", довольно отдаленным от центра. Место
для виллы Тургенев выбрал в ближайшем соседстве с семейством Виардо, между двумя подъемами в гору, фасадом на Fremersbergstrasse, а сзади сад спускается к той дороге, что
ведет к швейцарской ферме, где и тогда уже был"Molkenkur"(лечение молочной сывороткой) с рестораном в лесу.
За границей я написал
для"Дела"
повесть"По-американски", которая явилась по счету первой моей
повестью, как раньше, в 1866 году, «Фараончики», написанные в конце того года в Москве, были моим первым рассказом.
С Чернышевским я лично знаком не был; но я начал свое писательство в Петербурге в годы его популярности, и мне как фельетонисту журнала"Библиотека
для чтения"(который я позднее приобрел в собственность) привелось говорить о тех полемических походах, какие Чернышевский
вел тогда направо и налево.
Иосафу был сужден несколько иной, более оригинальный, выход. Чтобы лучше познакомиться с его душевным состоянием, я считаю здесь нелишним привести два, три отрывка из его записок, которые он
вел для себя, как бы вроде дневника. Вот что писал он вскоре после вступления своего на службу:
Неточные совпадения
Приготовь поскорее комнату
для важного гостя, ту, что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять не трудись, потому что закусим в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а не то я перерою весь его погреб.
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей и крестьян ваших
для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие,
повелевает мне правительство принять в опеку дом ваш и деревни.
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница — жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души — зверь. Самый мелкий подвиг
ведет его во всякое преступление. Между тем, что он делает, и тем,
для чего он делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…
Ночь, проведенная Левиным на копне, не прошла
для него даром: то хозяйство, которое он
вел, опротивело ему и потеряло
для него всякий интерес.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный
для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна
вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.