От него чего я только не наслушался! Он видал маленького капрала целыми годами, служил в Италии еще при консульстве, любил итальянский язык, читал
довольно много и всегда делился прочитанным, писал стихи и играл на флейточке. Знал порядочно и по-латыни и не без гордости показывал свою диссертацию на звание русского «штаб-лекаря» о холере: «De cholera morbus».
Неточные совпадения
И с таким-то скудным содержанием я в первую же зиму стал бывать в казанских гостиных. Мундир позволял играть роль молодого человека; на извозчика не из чего было
много тратить, а танцевать в чистых замшевых перчатках стоило недорого, потому что они мылись. В лучшие дома тогдашнего чисто дворянского общества меня вводило семейство Г-н, где с умной девушкой, старшей дочерью, у меня установился
довольно невинный флерт. Были и другие рекомендации из Нижнего.
А мы нашли здесь
довольно большую семью казанцев — студентов восточного факультета, только что переведенного в Петербург.
Многие из них были"казенные", и в Казани мы над ними подтрунивали, как над более или менее"восточными человеками", хотя настоящих восточников между ними было очень мало.
Если бы не эта съедавшая его претензия, он для того времени был, во всяком случае, выдающийся актер с образованием, очень бывалый,
много видевший и за границей, с наклонностью к литературе (как переводчик), очень влюбленный в свое дело, приятный, воспитанный человек, не без юмора,
довольно любимый товарищами. Подъедала его страсть к картежной игре, и он из богатого человека постарался превратиться в бедняка.
Тогда уже вышел его учебник, составленный очень подробно и набитый изложением разных теорий вменения; моему коллеге Калинину все это довольно-таки туго давалось. И
многое приходилось перечитывать по два и по три раза.
И ничего этого я не знал, потому что был слишком"барское дитя", хотя и прошедшее долгую выучку студенческого учения. Доверчивость и вообще-то в моей натуре, а тут все-таки было
многое заманчивое в перспективе сделаться хозяином"толстого журнала", как тогда выражались. Входила сюда, конечно, и известная доля тщеславия —
довольно, впрочем, понятного и извинительного.
Он только что тогда пожил в Париже (хотя по-французски, кажется, не говорил), где изучал тамошнюю русскую колонию, бывшую уже
довольно значительной, после того как дешевые паспорта и выкупные свидетельства позволили очень
многим"вояжировать"; да и курс наш стоял тогда прекрасный.
Как автор"Некуда", которому приходилось
много платить, он выказывал себя
довольно покладистым, и долг ему за гонорар начал расти к концу 1864 года.
Он обладал юмором и мог
довольно тонко оценивать людей. Но отчасти потому, что был всегда"в легком подпитии", а главное, от долгой привычки к краснобайству слишком
много болтал, напуская на себя балагурное юродство.
О Вене я, как и
многие мои сверстники, еще не побывавшие там, имел, конечно, некоторое представление, и даже кое в чем
довольно живое, но меньшее, чем, например, о Париже, когда ехал во Францию впервые в 1865 году.
В Париже я познакомился и с Жоховым и нашел в нем
довольно милого, по
многим вопросам, петербургского чиновника, пишущего в газетах,
довольно речистого и начитанного в чисто петербургских интересах, но совсем не"звезду", без широкого литературного, философского и даже публицистического образования.
Мы с Наке
много были благодарны нашим молодым хозяйкам за их старания о том, чтобы мы постоянно практиковались в разговоре по-испански. При особых уроках, которые нам давал студент, дело шло
довольно споро, но Наке язык давался легче как истому провансальцу, легче по своей лексике и грамматическим формам.
Неточные совпадения
Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно;
довольно сурьёзен; несколько даже резонёр; говорит ни громко, ни тихо, ни
много, ни мало.
Нельзя
довольно изъяснить, сколь она настоятельна и сколь
много от нее ущерба для казны происходит.
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала
довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло
много лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Положим, что прецедент этот не представлял ничего особенно твердого; положим, что в дальнейшем своем развитии он подвергался
многим случайностям более или менее жестоким; но нельзя отрицать, что, будучи однажды введен, он уже никогда не умирал совершенно, а время от времени даже
довольно вразумительно напоминал о своем существовании.
Когда они подъехали ко второму болоту, которое было
довольно велико и должно было взять
много времени, Левин уговаривал не выходить. Но Весловский опять упросил его. Опять, так как болото было узко, Левин, как гостеприимный хозяин, остался у экипажей.