Неточные совпадения
В философском смысле я приехал с выводами тогдашнего немецкого свободомыслия. Лиловый томик Бюхнера"Kraft und Stoff"и"Kreislauf des Lebens"(Круговорот жизни) были давно мною прочитаны; а в Петербурге это направление только что еще входило в моду. Да и философией я,
занимаясь химией и медициной, интересовался постоянно, ходил на лекции психологии, логики,
истории философских систем.
Сам по себе он был совсем не"бунтарь"; даже и не ходок в народе с целью какой бы то ни было пропаганды. Он ходил собирать песни для П.Киреевского, а после своей
истории больше уже этим не
занимался, проживал где придется и кое-что пописывал.
Водилось несколько поляков из студентов, имевших в России разные
истории (с одним из них я
занимался по-польски), несколько русских, тоже с какими-то «
историями», но какими именно — мы в это не входили; в том числе даже и какие-то купчики и обыватели, совершенно уже неподходящие к студенческому царству.
Мы были уже до отъезда из Мадрида достаточно знакомы с богатствами тамошнего Музея, одного из самых богатых — даже и после Лувра, и нашего Эрмитажа. О нем и после Боткина у нас писали немало в последние годы, но испанским искусством, особенно архитектурой, все еще до сих пор недостаточно
занимаются у нас и писатели и художники, и специалисты по
истории искусства.
Из открытого окна флигеля доносился спокойный голос Елизаветы Львовны; недавно она начала
заниматься историей литературы с учениками школы, человек восемь ходили к ней на дом. Чтоб не думать, Самгин заставил себя вслушиваться в слова Спивак.
От девяти до десяти мы будем
заниматься историей, — я хочу проверить твои знания, и за этим же легким предметом ты немножко отдохнешь от первого урока.
С той поры он почти сорок лет жил,
занимаясь историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Неточные совпадения
— Улинька! Павел Иванович сейчас сказал преинтересную новость. Сосед наш Тентетников совсем не такой глупый человек, как мы полагали. Он
занимается довольно важным делом:
историей генералов двенадцатого года.
Но забираться нам во всемирную
историю будет уж лишнее:
занимаешься рассказом, так
занимайся рассказом.
Это были люди умные, образованные, честные, состарившиеся и выслужившиеся «арзамасские гуси»; они умели писать по-русски, были патриоты и так усердно
занимались отечественной
историей, что не имели досуга
заняться серьезно современностью Все они чтили незабвенную память Н. М. Карамзина, любили Жуковского, знали на память Крылова и ездили в Москве беседовать к И. И. Дмитриеву, в его дом на Садовой, куда и я езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи поэтом, — был министром юстиции.
— Вот тебе книжка, — сказала она мне однажды, кладя на стол «Сто двадцать четыре
истории из Ветхого завета», — завтра рябовский поп приедет, я с ним переговорю. Он с тобой
займется, а ты все-таки и сам просматривай книжки, по которым старшие учились. Может быть, и пригодятся.
Этою очень короткою
историей восьми сахалинских Робинзонов исчерпываются все данные, относящиеся к вольной колонизации Северного Сахалина. Если необыкновенная судьба пяти хвостовских матросов и Кемца с двумя беглыми похожа на попытку к вольной колонизации, то эту попытку следует признать ничтожною и во всяком случае неудавшеюся. Поучительна она для нас разве в том отношении, что все восемь человек, жившие на Сахалине долго, до конца дней своих,
занимались не хлебопашеством, а рыбным и звериным промыслом.