Неточные совпадения
Из остальных
профессоров по кафедрам политико-юридических наук пожалеть, в известной степени, можно было разве о И.К.Бабсте, которого вскоре после того перевели в Москву. Он знал меня лично, но после того, как еще на втором курсе задал мне перевод нескольких глав из политической экономии Ж. Батиста Сэя, не вызывал меня к себе, не давал
книг и не спрашивал меня, что я читаю по его предмету. На экзамене поставил мне пять и всегда ласково здоровался со мною. Позднее я бывал у него и в Москве.
Оба они известны публике; старший — как один из первых передовых издателей, переводчик немецких и английских
книг; второй — как
профессор физиологии.
Говорил он тоном и ритмом
профессора, излагающего план своих работ, хотя
профессором никогда не был, а всю свою жизнь читал и писал
книги, до поздней старости. Тогда он еще совсем не смотрел стариком и в волосах его седина еще не появлялась.
Его ночные думы о девицах принимали осязаемый характер, возбуждая в теле тревожное, почти болезненное напряжение, оно заставило Клима вспомнить устрашающую
книгу профессора Тарновского о пагубном влиянии онанизма, — книгу, которую мать давно уже предусмотрительно и незаметно подсунула ему.
По уму и многим свойствам своего характера Гиезий был наисовершеннейшим выразителем того русского типа, который метко и сильно рисует в своей превосходнейшей
книге профессор Ключевский, то есть «заматорелость в преданиях, и никакой идеи». Сделать что-нибудь иначе, как это заведено и как делается, Гиезию никогда не приходило в голову: это помогало ему и в его отроческом служении, в которое он, по его собственным словам, «вдан был родительницею до рождения по оброку».
Неточные совпадения
И Дмитрий подробно рассказывал о никому неведомой
книге Ивана Головина, изданной в 1846 г. Он любил говорить очень подробно и тоном
профессора, но всегда так, как будто рассказывал сам себе.
Подумав, он вспомнил: из
книги немецкого демократа Иоганна Шерра. Именно этот
профессор советовал смотреть на всемирную историю как на комедию, но в то же время соглашался с Гете в том, что:
— Я, — говорил он, — я-я-я! — все чаще повторял он, делая руками движения пловца. — Я написал предисловие…
Книга продается у входа… Она — неграмотна. Знает на память около тридцати тысяч стихов… Я — Больше, чем в Илиаде.
Профессор Жданов… Когда я…
Профессор Барсов…
Он вышел от
профессора, как из бани, тоже с патентом на талант и с кучей старых
книг, летописей, грамот, договоров.
Во-первых, нечего и говорить, что собственно Европы, европейского быта я не узнал ни на волос; я слушал немецких
профессоров и читал немецкие
книги на самом месте рождения их… вот в чем состояла вся разница.