Неточные совпадения
Его ближайший сверстник и товарищ по
театральному училищу и службе
на Малом театре, П.Г.Степанов, был создатель роли трактирщика Маломальского в
том бесподобном трио, о котором я говорил выше.
Улыбышев как раз перед нашим поступлением в Казань писал свой критический этюд о Бетховене (где оценивал его, как безусловный поклонник Моцарта,
то есть по-старинному), а для этого он прослушивал у себя
на дому симфонии Бетховена, которые исполняли ему
театральные музыканты.
Русское общество в тогдашнем Дерпте, все знакомства, какие имел я в течение пяти лет, и их влияние
на мое развитие. Наши светские знакомства,
театральное любительство, характер светскости, отношение к нам, студентам, русских семейств и все развивавшаяся связь с
тем, что происходило внутри страны, в наших столицах.
Но надежда окрыляла."Однодворец"был уже сразу одобрен к представлению
на императорских сценах и находился в
театральной цензуре. Также могли быть одобрены и
те четыре вещи, которые я так стремительно написал.
Чернышев, автор"Испорченной жизни", был автор-самоучка из воспитанников
Театральной школы, сам плоховатый актер, без определенного амплуа, до
того посредственный, что казалось странным, как он, знавший хорошо сцену, по-своему наблюдательный и с некоторым литературным вкусом, мог заявлять себя
на подмостках таким бесцветным. Он немало играл в провинции и считался там хорошим актером, но в Петербурге все это с него слиняло.
И судьба подшутила над ним: в эту минуту над тысячной толпой студентов,
на лестнице, прислоненной к дровам, говорил студент Михаэлис,
тот приятель М.Л.Михайлова (и брат г-жи Шелгуновой), с которым я видался в студенческих кружках еще раньше. А он приходился… чуть не племянником этому самому действительному статскому советнику и
театральному цензору.
Голос этой девушки — мягкий, вибрирующий, с довольно большим регистром — звучал вплоть до низких нот медиума, прямо хватал за сердце даже и не в сильных сценах; а когда началась драма и душа"ребенка"омрачилась налетевшей
на нее бурей — я забыл совсем, что я автор и что мне надо"следить"за игрой моей будущей исполнительницы. Я жил с Верочкой и в последнем акте был растроган, как никогда перед
тем не приводилось в
театральной зале.
В театр я ездил и как простой слушатель и зритель, например в итальянскую оперу, и как рецензент; но мои сценические знакомства сократились, так как я ничего за этот период не ставил, и начальство стало
на меня коситься с
тех пор, как я сделался
театральным рецензентом. Ф.А.Снеткова, исполнительница моей Верочки в"Ребенке", вскоре вышла замуж, покинула сцену и переселилась в Москву, где я всего один раз был у нее в гостях.
На всех четырех-пяти лучших театрах Парижа (а всех их и тогда уже было более двух десятков) играли превосходные актеры и актрисы в разных родах. Теперь все они — уже покойники. Но кто из моих сверстников еще помнит таких артистов и артисток, как Лафон, старик Буффе, Арналь, Феликс, Жоффруа, Брассер, Леритье, Иасент, Фаргейль, Тьерре и целый десяток молодых актрис и актеров,
тот подтвердит
то, что тогда
театральное дело стояло выше всего именно в Париже.
Никаких лекций или даже просто бесед
на общие
темы театрального искусства никто из них не держал. Преподавание было исключительно практическое. Но при огромных пробелах программы — из Консерватории даже и
те, кто получал при выходе первые награды (prix), могли выходить весьма невежественными по всему, чего не касалась драматическая литература и история театра или эстетика.
Связь моя с
театральным миром поддерживалась и у Фр. Сарсе
на его завтраках. Я уже говорил о
том, как я Сарсе обязан был знакомством с Гамбеттой и по какому поводу Сарсе пригласил его для разговора со мною.
От своей мечты начала 1867 года, которая еще довольно сильно владела мною в Париже, я освободился, — идти
на сцену; но ей я обязан был
тем, что я так уходил в изучение
театрального искусства во всех смыслах.
Мою вещь брал себе
на бенефис Монахов. Эта вещь никогда не была и напечатана. Она называлась"Прокаженные и чистые" — из жизни петербургской писательско-театральной богемы. Я ее читал у себя осенью 1871 года нескольким своим собратам, в
том числе Страхову и Буренину, который вскоре за
тем пустил свой первый памфлет
на меня в"Санкт-Петербургских ведомостях"и, придя ко мне, сел
на диван и воскликнул...
Я мог бы быть очень полезен ей моей
театральной опытностью, но я не мог дать ей
того, что составляет основу и тайну таланта.
На светское амплуа из нее выработалась бы хорошая полезность.
Неточные совпадения
Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек для
того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными,
театральными и другими, которые складывались
на память.
Сцена эта может показаться очень натянутой, очень
театральной, а между
тем через двадцать шесть лег я тронут до слез, вспоминая ее, она была свято искренна, это доказала вся жизнь наша. Но, видно, одинакая судьба поражает все обеты, данные
на этом месте; Александр был тоже искренен, положивши первый камень храма, который, как Иосиф II сказал, и притом ошибочно, при закладке какого-то города в Новороссии, — сделался последним.
В 1879 году мальчиком в Пензе при
театральном парикмахере Шишкове был ученик, маленький Митя. Это был любимец пензенского антрепренера В. П. Далматова, который единственно ему позволял прикасаться к своим волосам и учил его гриму. Раз В. П. Далматов в свой бенефис поставил «Записки сумасшедшего» и приказал Мите приготовить лысый парик.
Тот принес
на спектакль мокрый бычий пузырь и начал напяливать
на выхоленную прическу Далматова…
На крик актера в уборную сбежались артисты.
Актеры собирались в «Ливорно» до
тех пор, пока его не закрыли. Тогда они стали собираться в трактире Рогова в Георгиевском переулке,
на Тверской, вместе с охотнорядцами, мясниками и рыбниками. Вверху в этом доме помещалась библиотека Рассохина и
театральное бюро…
К подъезду Малого театра, утопая железными шинами в несгребенном снегу и ныряя по ухабам, подползла облезлая допотопная
театральная карета.
На козлах качался кучер в линючем армяке и вихрастой, с вылезшей клочьями паклей шапке, с подвязанной щекой. Он чмокал, цыкал, дергал веревочными вожжами пару разномастных, никогда не чищенных «кабысдохов», из
тех, о которых популярный в
то время певец Паша Богатырев пел в концертах слезный романс: