В самом начале театрального сезона 1869–1870 года в"Водевиле"дебютировала молодая артистка, по газетным слухам — русская, если не грузинская княжна, готовившая себя к сцене в Париже. Она взяла себе псевдоним"Дельнор". Я с ней нигде перед тем не встречался, и перед тем, как идти смотреть ее в
новой пьесе"Дагмар", я был скорее неприязненно настроен против этой русской барышни и ее решимости выступить сразу в новой пьесе и в заглавной роли в одном из лучших жанровых театров Парижа.
Мы с ним возобновили старое знакомство, но мне — увы! — нечего было предложить ему. У меня не было никакой
новой пьесы, когда я приехал в январе 1871 года, а та комедия, которую я написал к осеннему сезону, на сцену не попала. Ее не пропустил"Комитет", где самым влиятельным членом был Манн, ставивший свои комедии на Александрийском театре.
Неточные совпадения
Тогдашняя дирекция держалась очень хорошей традиции; давать на Масленице в пятнадцать спектаклей лучшие наши
пьесы старого репертуара и то, что шло самого ценного за зиму из
новых вещей — драматических и балетных.
Управлялся он городской дирекцией. Это отзывалось уже
новыми порядками. Общий строй игры и постановки
пьес для губернского города — совсем не плохие, никак не хуже (по тогдашнему времени), чем, например, частные театры Петербурга и Москвы и в конце XIX века, прикидывая их к уровню образцовых сцен, за исключением, конечно, Художественного театра.
И в первый же вечер, когда граф (еще в первую зиму) пригласил к себе слушать действие какой-то
новой двухактной
пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для нее), студиозус, уже мечтавший тогда о дороге писателя, позволил себе довольно-таки сильную атаку и на замысел
пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
И действительно, я написал целых четыре
пьесы, из которых три были драмы и одна веселая, сатирическая комедия. Из них драма"Старое зло"была принята Писемским; а драму"Мать"я напечатал четыре года спустя уже в своем журнале «Библиотека для чтения», под псевдонимом; а из комедии появилось только
новое действие, в виде «сцен», в журнале «Век» с сохранением первоначального заглавия «Наши знакомцы».
Критика тогда сводилась к двум-трем газетам. Сколько помню — рецензенты не особенно напали на"Однодворца", но и не помогли его успеху, который свелся к приличной цифре представлений. Тогда и огромный успех не мог дать — при системе бенефисов — в один сезон более двадцати спектаклей, и то не подряд. Каждую неделю появлялась
новая большая
пьеса.
Дьяченко сделался очень быстро самым популярным поставщиком Александрийского театра, и его
пьесы имели больше внешнего успеха, чем
новые вещи Островского, потому что их находили более сценичными.
Я был удивлен (не дальше как в 1907 году, в Москве), когда один из нынешних беллетристов, самой
новой формации, приехавший ставить свою
пьесу из еврейского быта, пришел ко мне в номер"Лоскутной"гостиницы и стал мне изливаться — как он любил мой роман, когда учился в гимназии.
По тогдашнему тону он совсем не обещал того, что из него вышло впоследствии в"
Новом времени". Он остроумно рассказывал про Москву и тамошних писателей, любил литературу и был, как Загорецкий,"ужасный либерал". Тогда он, еще не проник к Коршу в"Петербургские ведомости", где сделался присяжным рецензентом в очень радикальном духе. Мне же он приносил только стихотворные
пьесы.
Не нужно забывать и того, что на таких театрах, как"Porte St.Martin"и"Ambigu", развился и исторический театр с эпохи В.Гюго и А.Дюма-отца. Все эти исторические представления — конечно, невысокого образца в художественном смысле; но они давали бойкие и яркие картины крупнейших моментов
новой французской истории. В скольких
пьесах Дюма-отца и его сверстников (вплоть до конца 60-х годов) великая революция являлась главной всепоглощающей темой.
Для его прощаний с публикой написана была и
новая драма, где он, и по
пьесе старик, пораженный ударом судьбы, сходит мгновенно с ума и начинает, в припадке безумия, танцевать по комнате со стулом в руках.
Пьесы из современной жизни шли в обстановке только приличной, но без всех тех бесконечных деталей, которыми жрецы
нового искусства желают вызывать в публике ряд психических"настроений".
Та требовательность, какую мы тогда предъявляли, объяснялась, вероятно, двумя мотивами: художественной ценой первых
пьес Островского и тем, что он в эти годы, то есть к началу 70-х годов, стал как бы уходить от
новых течений русской жизни, а трактование купцов на старый сатирический манер уже приелось. В Москве его еще любили, а в Петербурге ни одна его бытовая
пьеса не добивалась крупного успеха.
Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось, и Левин встретил и Свияжского, звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства, где будет читаться знаменитый доклад, и Степана Аркадьича, который только что приехал с бегов, и еще много других знакомых, и Левин еще поговорил и послушал разные суждения о заседании, о
новой пьесе и о процессе.
В последнее время Братковский имел меньше времени для свиданий с Аннинькой, потому что в качестве секретаря генерала должен был присутствовать на консультации, где вел журнал заседаний и докладывал протоколы генерала, а потом получил роль в
новой пьесе, которую Сарматов ставил на домашней сцене. С секретарскими работами Аннинька мирилась; но чтобы ее «предмет» в качестве jeune premier [Первого любовника (фр.).] при всех на сцене целовал Наташу Шестеркину, — это было выше ее сил.
Понадобилась
новая пьеса. Бренко обратилась к А.А. Потехину, который и дал ей «Выгодное предприятие», но с тем, чтобы его дочь, артистка-любительница, была взята на сцену. Условие было принято: г-же Потехиной дали роль Аксюши в «Лесе», которая у нее шла очень плохо, чему способствовала и ее картавость. После Аксюши начали воздерживаться давать роли Потехиной, а она все требовала — и непременно героинь.
Неточные совпадения
Пожалуйста, не пишите мне, что началась опера, что на сцене появилась
новая французская
пьеса, что открылось такое-то общественное увеселительное место: мне хочется забыть физиономию петербургского общества.
Любимый писец старого губернатора, гораздо более занятый созерцанием своего
нового начальника, чем
пьесой, заметил, что у вице-губернатора задрожала голова.
Садясь за четверговый обед, юнкера находят на столах музыкальную программу, писанную круглым военно-писарским «рондо» и оттиснутую гектографом. В нее обыкновенно входили
новые штраусовские вальсы, оперные увертюры и попурри, легкие
пьесы Шуберта, Шумана, Мендельсона и Вагнера. Оркестр Крейнбринга был так на славу выдрессирован, что исполнял самые деликатные подробности, самое сладкое пиано с тонким совершенством хорошего струнного оркестра.
Ходил в театр: давали
пьесу, в которой показано народное недоверие к тому, что
новая правда воцаряется. Одно действующее лицо говорит, что пока в лежащих над Невою каменных «свинтусах» (сфинксах) живое сердце не встрепенется, до тех пор все будет только для одного вида. Автора жесточайше изругали за эту
пьесу. Спрашивал сведущих людей: за что же он изруган? За то, чтобы правды не говорил, отвечают… Какая дивная литература с ложью в идеале!