Неточные совпадения
Но в итоге тогдашняя литература и
писатели, как
писатели, а не как господа с известным положением в обществе,
стояли очень высоко во мнении всех, кто не был уже совсем малограмотным обывателем.
Если взять хотя бы такого
писателя, как П.И.Вейнберг с его общительными и организационными наклонностями, и сравнить его жизнь теперь, когда ему минуло 76 лет, и тогда, как он был молодой человек 31 года и вдобавок
стоял во главе нового, пошедшего очень бойко журнала.
Но вся его жизнь прошла в служении идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с собственной судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От интересов общественного характера он
стоял в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических
писателей. Остальное брала большая семья, а также и заботы о покачнувшемся здоровье.
И я не знавал
писателей ни крупных, ни мелких, кто бы был к нему лично привязан или говорил о нем иначе, как в юмористическом тоне, на тему его самооценки. Из сверстников ближе всех по годам и театру
стоял к нему Писемский. Но он не любил его, хотя они и считались приятелями. С Тургеневым, Некрасовым, Салтыковым, Майковым, Григоровичем, Полонским — не случилось мне лично говорить о нем, не только как о
писателе, но и как о человеке.
Итальянская опера, стоявшая тогда во всем блеске, балет, французский и немецкий театр отвечали всем вкусам любителей драмы, музыки и хореографии. И мы, молодые
писатели, посещали французов и немцев вовсе не из одной моды, а потому, что тогда и труппы, особенно французская, были прекрасные, и парижские новинки делались все интереснее. Тогда в самом расцвете своих талантов
стояли Дюма-сын, В. Сарду, Т. Баррьер. А немцы своим классическим репертуаром поддерживали вкус к Шиллеру, Гете и Шекспиру.
Ничто меня не заставляло решиться на такой шаг. И никто решительно не отсоветовал. Напротив, Писемский и те, кто ближе
стояли к журналу, не говоря уже о самом издателе, выставляли мне дело весьма для меня если не соблазнительным, то выполнимым и отвечающим моему положению как молодого
писателя, так преданного интересам литературы и журнализма.
Тогда автор"Карамазовых"хоть и
стоял высоко как
писатель, особенно после"Записок из мертвого дома", но отнюдь не играл роли какого-то праведника и вероучителя, как в последние годы своей жизни.
Несмотря на то что в моей тогдашней политико-социальной"платформе"были пробелы и недочеты, я искренно старался о том, чтобы в журнале все отделы были наполнены. Единственный из тогдашних редакторов толстых журналов, я послал специального корреспондента в Варшаву и Краков во время восстания — Н.В.Берга, считавшегося самым подготовленным нашим
писателем по польскому вопросу.
Стоило это, по тогдашним ценам, не дешево и сопряжено было с разными неприятностями и для редакции и для самого корреспондента.
В толстых журналах уровень критики понизился. Добролюбова не мог заменить такой
писатель, как Антонович. Да вскоре замолк и"Современник". Аполлон Григорьев при всех своих славянофильских увлечениях все-таки головой
стоял выше тогдашнего уровня рецензентов — и общих и театральных.
И вся обширная квартира в доме Краевского на Литейной совсем не смотрела редакцией или помещением кабинетного человека или
писателя, ушедшего в книги, в коллекции, в собирание каких-нибудь предметов искусства. В бильярдной одну зиму
стоял и стол секретаря редакции. В кабинет Некрасова сотрудники проникали в одиночку; никаких общих собраний, бесед или редакционных вечеринок никогда не бывало.
Неточные совпадения
— Прежде всего необходим хороший плуг, а затем уже — парламент. Дерзкие словечки дешево
стоят. Надо говорить словами, которые, укрощая инстинкты, будили бы разум, — покрикивал он, все более почему-то раздражаясь и багровея. Мать озабоченно молчала, а Клим невольно сравнил ее молчание с испугом жены
писателя. Во внезапном раздражении Варавки тоже было что-то общее с возбужденным тоном Катина.
Стоило на минуту закрыть глаза, и он видел стройные ноги Алины Телепневой, неловко упавшей на катке, видел голые, похожие на дыни, груди сонной горничной, мать на коленях Варавки,
писателя Катина, который целовал толстенькие колени полуодетой жены его, сидевшей на столе.
Достоевский в одном из своих «Дневников
писателя» рассказывал о впечатлении, какое в юности произвела на него встреча на почтовом тракте с фельдъегерем: фельдъегерь
стоял в повозке и, не переставая, колотил ямщика по шее.
Ты помнишь, какой тонкий критик был Еспер Иваныч, а он всегда говорил, что у нас актерам дают гораздо больше значения, чем они
стоят того, и что их точно те же должны быть отношения к
писателю, как исполнителя — к композитору; они ничего не должны придумывать своего, а только обязаны стараться выполнить хорошо то, что им дано автором, — а ты знаешь наших авторов, особенно при нынешнем репертуаре.
Понятно, что ни от той, ни от другой разновидности читателя-простеца убежденному
писателю ждать нечего. Обе они игнорируют его, а в известных случаях не прочь и погрызть. Что нужды, что они грызут бессознательно, не по собственному почину — факт грызения нимало не смягчается от этого и
стоит так же твердо, как бы он исходил непосредственно из среды самих ненавистников.