Неточные совпадения
Хуже всего — узкая тенденциозность, однотонный колорит мнений, чувств, оценок. Быть честным — не значит еще ходить вечно в шорах, рабски служа известному лозунгу без той смелости, которую я всегда
считал высшей добродетелью
писателя.
Этот прием имел решающее значение. Стало быть, целый комитет
считал меня уже молодым
писателем, достойным поощрения.
Сам П.И. как-то в"Союзе
писателей", уже в начале XX века,
счел нелишним сделать — хоть и задним числом — сообщение в свою защиту, где он старался показать, до какой степени была преувеличена его вина перед тогдашним освободительным настроением литературных сфер. Некоторые из наших общих приятелей находили, что П.И. напрасно потревожил эту старину. Не следовало — на их оценку — оправдываться.
Оставить без протеста такую выходку я, хоть и начинающий автор, не
счел себя вправе во имя достоинства
писателя, тем больше что накануне, зная самойловские замашки по части купюр, говорил бенефицианту, что я готов сделать всякие сокращения в главной роли, но прошу только показать мне эти места, чтобы сделать такие выкидки более литературно.
Из Дерпта я приехал уже
писателем и питомцем точной науки. Мои семь с лишком лет ученья не прошли даром. Без всякого самомнения я мог
считать себя как питомца университетской науки никак не ниже того уровня, какой был тогда у моих сверстников в журнализме, за исключением, разумеется, двух-трех, стоящих во главе движения.
На вопрос: кого из молодых
считаю я беллетристом, у которого чувствуется в манере письма мое влияние, — я ответил, что мне самому трудно это решить. На вопрос же: чрез какие влияния я сам прошел, — ответить легче; но и тут субъективная оценка не может быть безусловно верна, даже если
писатель и совершенно спокойно и строго относится к своему авторскому"я".
У Некрасова он держал себя очень тактично, с соблюдением собственного достоинства, в общий разговор вставлял, кстати, какой-нибудь анекдотический случай из своего прошедшего, но никогда не развивал идеи, и человек, не знающий, кто он, с трудом бы принял его за радикала-народника, за публициста, которого цензура
считала очень опасным, и тогдашнего руководителя такого
писателя, как Михайловский.
— А я против того мнения Татьяны Васильевны, — подхватил Бегушев, — что почему она называет любовь гадкою? Во все времена все великие
писатели считали любовь за одно из самых поэтических, самых активных и приятных чувств человеческих. Против любви только те женщины, которых никогда никто не любил.
Неточные совпадения
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно
считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их
писатели, их царь, газеты…
В конце XIX и начале XX века
считали огромным достижением в познании человека, в понимании
писателей и разгадки написанных ими книг, когда открыли, что человек может скрывать себя в своей мысли и писать обратное тому, что он в действительности есть.
Я сказал Дзержинскому: «Имейте в виду, что я
считаю соответствующим моему достоинству мыслителя и
писателя прямо высказать то, что я думаю».
Как человек, действительно знающий и любящий русскую народность, Островский действительно подал славянофилам много поводов
считать его «своим», а они воспользовались этим так неумеренно, что дали противной партии весьма основательный повод
считать его врагом европейского образования и
писателем ретроградного направления.
Такой способ критики мы
считаем очень обидным для
писателя, талант которого всеми признан и за которым упрочена уже любовь публики и известная доля значения в литературе.