Неточные совпадения
Совсем не то надеялся я найти у его соперника по Февральской республике Луи Блана. Тот изучил английскую жизнь и постоянно писал корреспонденции и целые этюды в газету"Temps", из которых и
составил очень интересную книгу об Англии за 50-е и 60-е года, дополняющую во многом"
Письма"Тэна об Англии.
Для меня как пылкого тогда позитивиста было особенно дорого то, что эта писательница, прежде чем
составить себе имя романистки, так сама себя развила в философском смысле и сделалась последовательницей учения Огюста Конта. Но я знал уже, когда ехал в Лондон с
письмом к Льюису, что Джордж Элиот — позитивистка из так называемых"верующих", то есть последовательница"Религии человечества", установленной Контом под конец его жизни.
"Немецкие Афины"давно меня интересовали. Еще в"Библиотеке для чтения"задолго до моего редакторства (кажется, я еще жил в Дерпте) я читал
письма оттуда одного из первых тогдашних туристов-писателей — М.В.Авдеева, после того как он уже
составил себе литературное имя своим"Тамариным". Петербургские, берлинские, парижские и лондонские собрания и музеи не сделались для меня предметом особенного культа, но все-таки мое художественное понимание и вкус в области искусства значительно развились.
Но пикантно — и для личности будущего издателя"Нового времени"знаменательно — то, что он мое
письмо показал Коршу и сознался мне в этом с легким сердцем. И еще пикантнее то, что сам Корш, уволивший меня без всякой основательной причины, весной, когда Парижская коммуна переживала осаду, обратился ко мне с предложением: не хочу ли я по английским газетам
составлять заметки об этой осаде.
И вдруг денщики рассказали мне, что господа офицеры затеяли с маленькой закройщицей обидную и злую игру: они почти ежедневно, то один, то другой, передают ей записки, в которых пишут о любви к ней, о своих страданиях, о ее красоте. Она отвечает им, просит оставить ее в покое, сожалеет, что причинила горе, просит бога, чтобы он помог им разлюбить ее. Получив такую записку, офицеры читают ее все вместе, смеются над женщиной и вместе же
составляют письмо к ней от лица кого-либо одного.
Самое любимое ее чтение
составляли письма г-жи Савиньи, Лафает и Ментенон, а также Коклюс и Данго Куланж, но всех больше она уважала г-жу Жанлис, к которой она чувствовала слабость, доходившую до обожания.
Неточные совпадения
Основание ее
писем составляли видения, содержание которых изменялось, смотря по тому, довольна или недовольна она была своим"духовным братом".
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"
Письма к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки
составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Подъезжая к Петербургу, Алексей Александрович не только вполне остановился на этом решении, но и
составил в своей голове
письмо, которое он напишет жене. Войдя в швейцарскую, Алексей Александрович взглянул на
письма и бумаги, принесенные из министерства, и велел внести за собой в кабинет.
Во-вторых,
составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое
письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
Париж еще раз описывать не стану. Начальное знакомство с европейской жизнью, торжественная прогулка по Италии, вспрянувшей от сна, революция у подножия Везувия, революция перед церковью св. Петра и, наконец, громовая весть о 24 феврале, — все это рассказано в моих «
Письмах из Франции и Италии». Мне не передать теперь с прежней живостью впечатления, полустертые и задвинутые другими. Они
составляют необходимую часть моих «Записок», — что же вообще
письма, как не записки о коротком времени?