Неточные совпадения
Хотя я и не мечтал еще тогда пойти со временем по чисто писательской
дороге, однако, сколько помню, я собирался
уже тайно послать мой рассказ в редакцию какого-то журнала, а может, и послал.
Каюсь, и в романе «В путь-дорогу» губернский город начала 50-х годов все-таки трактован с некоторым обличительным оттенком, но разве то, что я связал с отрочеством и юностью героя, не говорит
уже о множестве задатков, без которых взрыв нашей «Эпохи бури и натиска» был бы немыслим в такой короткий срок?
Помню, как ранним утром в полусвете серенького, сиверкого денька въехала наша кибитка в Рогожскую. Дядя еще спал, когда я
уже поглядывал по сторонам. Он всю
дорогу поддерживал во мне взвинченное настроение. Лучшего спутника и желать было нельзя. Москву он прекрасно знал, там учился, и весь тогдашний дорожный быт был ему особенно хорошо знаком, так как он долго служил чиновником по особым поручениям у почт-инспектора и часто езжал ревизовать по разным трактам.
Из Нижнего в Москву
дорога была мне
уже хорошо известна после первой моей поездки в Москву на Масленице 1853 года, а не дальше как за четыре месяца перед тем я пролетел, на перекладных отправляясь к отцу, в Тамбовскую губернию, на Москву и Рязань.
И к моменту прощания с Дерптом химика и медика во мне
уже не было. Я
уже выступил как писатель, отдавший на суд критики и публики целую пятиактную комедию, которая явилась в печати в октябре 1860 года, когда я еще носил голубой воротник, но
уже твердо решил избрать писательскую
дорогу, на доктора медицины не держать, а переехать в Петербург, где и приобрести кандидатскую степень по другому факультету.
И в первый же вечер, когда граф (еще в первую зиму) пригласил к себе слушать действие какой-то новой двухактной пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для нее), студиозус,
уже мечтавший тогда о
дороге писателя, позволил себе довольно-таки сильную атаку и на замысел пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
Я ответил, что выбрал себе
дорогу писателя и
уже выступил на это поприще около года назад.
Испытание самому себе я произвел тогда же, и для этого взял как раз"В путь-дорогу"(это было к 1884 году, когда я просматривал роман для"Собрания"Вольфа) и мог
уже вполне объективно судить, что за манера была у меня в моем самом первом повествовательном произведении.
Ни Золя, ни его сверстниками тут и не"пахло". Я их, по появлению в литературе, был старше на много лет, и когда Золя и Доде (и даже братья Гонкур) стали известны у нас,"В путь-дорогу"давно
уже печатался.
В какой степени"В путь-дорогу"автобиографический роман? Когда я вспоминал свое отрочество и юность, вплоть до вступления на писательское поприще, — я
уже оговаривался на этот счет.
Умственная и этическая эволюция Телепнева похожа и на мою, но не совпадает с нею. В нем последний кризис, по окончании курса в Дерпте, потянул его к земской работе, а во мне началась борьба между научной
дорогой и писательством
уже за два года до отъезда из Дерпта.
Когда к 1864 году он узнал, в каких денежных тисках находилось
уже издание, он пришел ко мне и предложил мне сделать у него заем в виде акций какой-то железной
дороги. И все это он сделал очень просто, как хороший человек, с соблюдением все того же неизменного джентльменства.
В Париж я только заглянул после лондонского сезона, видел народное гулянье и день St.Napoleon, который считался днем именин императора (хотя св. Наполеона совсем нет в католических святцах), и двинулся к сентябрю в первый раз в Баден-Баден — по
дороге в Швейцарию на Конгресс мира и свободы. Мне хотелось навестить И.С.Тургенева. Он тогда только что отстроил и отделал свою виллу и жил
уже много лет в Бадене, как всегда, при семье Виардо.
Виллу Тургенева я довольно легко нашел на той Fremers-bergstrasse, которая с тех годов вся обстроилась. Тогда это казалось еще"урочищем", довольно отдаленным от центра. Место для виллы Тургенев выбрал в ближайшем соседстве с семейством Виардо, между двумя подъемами в гору, фасадом на Fremersbergstrasse, а сзади сад спускается к той
дороге, что ведет к швейцарской ферме, где и тогда
уже был"Molkenkur"(лечение молочной сывороткой) с рестораном в лесу.
Уже по
дороге с вокзала до дома, где жила синьора Ортис, я сразу увидал, что Мадрид — совсем не типичный испанский город, хотя и достаточно старый. Вероятно, он теперь получил еще более"общеевропейскую"физиономию — нечто вроде большого французского города, без той печати, какая лежит на таких городах, как Венеция, Флоренция, Рим, а в Испании — андалузские города. И это впечатление так и осталось за все время нашего житья.
Это было
уже перед моим отъездом в Париж. Мы много говорили о Париже, куда она стремилась. Я узнал от нее, что она свободная девушка, сирота, родом с Рейна, скучает, не удовлетворена слишком пустой венской жизнью, хотела бы многому учиться и найти наконец свою
дорогу. Она любила музыку и много работала, но виртуозки из нее не будет.
Мне хотелось повидаться с отцом после шестилетней разлуки. Он жил
уже безвыездно в усадьбе своего тамбовского имения в Лебедянском уезде. Туда добраться прямо по железной
дороге нельзя было, и вот я с последней станции должен был в своей заграничной шубке, прикрывая ноги пледом, проехать порядочный кончик в большой мороз и даже метель.
Но еще гораздо раньше того (то есть в 1900 году) почему-то и в заграничной Польше
уже знали, как я отношусь к польской нации. И когда я по
дороге в Вену заехал вместе с драматургом Залесским в Краков на первое представление его комедии, то на другой же день в газете"Час"(обыкновенно враждебно настроенной к России) появилось известие о моем приезде, и я назван"известный другпольского народа".
А я тогда был писателем
уже около десяти лет, действовавшим как романист с января 1862 года, когда стал печататься"В путь-дорогу".
Оба рано выступили в печати: один — как лирический поэт, другой — как автор статей и беллетристических произведений. Но ссылка
уже ждала того, кто через несколько лет очутился за границей сначала с русским паспортом, а потом в качестве эмигранта. Огарев оставался пока дома — первый из русских владельцев крепостных крестьян, отпустивший на волю целое село; но он не мог оставаться дольше в разлуке со своим
дорогим"Сашей"и очутился наконец в Лондоне как ближайший участник"Колокола".
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но
уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему, говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай: в
дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
На
дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел
уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Поля совсем затоплены, // Навоз возить —
дороги нет, // А время
уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо и на старые, // Больней того на новые // Деревни им глядеть.
Зимой
дороги узкие, // Так часто с князем ездили // Мы гусем в пять коней.
«Куда?..» — переглянулися // Тут наши мужики, // Стоят, молчат, потупились… //
Уж ночь давно сошла, // Зажглися звезды частые // В высоких небесах, // Всплыл месяц, тени черные //
Дорогу перерезали // Ретивым ходокам. // Ой тени! тени черные! // Кого вы не нагоните? // Кого не перегоните? // Вас только, тени черные, // Нельзя поймать — обнять!