Он обладал юмором и мог довольно тонко
оценивать людей. Но отчасти потому, что был всегда"в легком подпитии", а главное, от долгой привычки к краснобайству слишком много болтал, напуская на себя балагурное юродство.
Неточные совпадения
В моем лице — в лице гимназиста из провинции, выросшего в старопомещичьем мире, — это сказывалось безусловно. Я уже был подготовлен всей жизнью к тому, чтобы
ценить таких
людей, как Щепкин, и всякого писателя и артиста, из какого бы звания они ни вышли.
Он действительно был первый петербургский литератор, у которого Островский прочел комедию"Свои
люди — сочтемся!". И он искренно
ценил его талант и значение как создателя бытового русского театра.
Он кончил курс в Московском университете, любил литературу, как умный и наблюдательный
человек, выработал себе довольно верный вкус, предан был заветам художественного реализма, способен был
оценить все, что тогда выделялось в молодом поколении.
Один этот факт показывает, как мы далеки были от всякой кружковщины. Помяловский считался самым первым талантом из
людей его генерации и украшением беллетристики"Современника" — стало быть, прямой расчет состоял в том, чтобы его замалчивать. А я стал усиленно искать кого-нибудь из молодых, кто бы
оценил его на страницах моего журнала.
Милль, которого
люди моего поколения так высоко
ценили, что он и знал уже от разных русских.
Вообще же, насколько я мог в несколько бесед (за ноябрь и декабрь того сезона) ознакомиться с литературными вкусами и оценками А. И., он
ценил и талант и творчество как
человек пушкинской эпохи, разделял и слабость
людей его эпохи к Гоголю, забывая о его"Переписке", и я хорошо помню спор, вышедший у меня на одной из сред не с ним, а с Е.И.Рагозиным по поводу какой-то пьесы, которую тогда давали на одном из жанровых театров Парижа.
Некрасов
ценил его не меньше, чем Салтыков, и вряд ли часто ему отказывал. От самого Г. И. я слыхал, что он"в неоплатном долгу"у редакции, и, кажется, так тянулось годами, до последних дней его нормальной жизни. Но все-таки было обидно за него — видеть, как такой даровитый и душевный
человек всегда в тисках и в редакции изображает собою фигуру неизлечимого"авансиста" — слово, которое я гораздо позднее стал применять к моим собратам, страдающим этой затяжной болезнью.
Сообразительность Галактиона очень понравилась Стабровскому. Он так
ценил людей, умеющих понимать с полуслова, как было в данном случае. Все эти разговоры имели только подготовительное значение, а к главному Стабровский приступил потом.
— Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю вас как родного; вот не знаю, как Наденька; да она еще ребенок: что смыслит? где ей
ценить людей! Я каждый день твержу ей: что это, мол, Александра Федорыча не видать, что не едет? и все поджидаю. Поверите ли, каждый день до пяти часов обедать не садилась, все думала: вот подъедет. Уж и Наденька говорит иногда: «Что это, maman, кого вы ждете? мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже…»
Проверять мои слова, конечно, никому не приходило в голову, а о паспорте в те времена и в тех местах вообще никто и не спрашивал, да он никому и не был нужен. Судили и
ценили человека по работе, а не по бумагам. Молнией сверкнули в памяти дни, проведенные мною в зимовнике, и вся обстановка жизни в нем.
Неточные совпадения
Было самое спешное рабочее время, когда во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы
люди, проявляющие эти качества, сами
ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не были так просты.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих
людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем выше
ценил себя, чем чаще были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе с миллионами разнообразнейших
людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь души, для которой одной стоит жить и которую одну мы
ценим.
Свияжский
оценивал всё, как
человек, знающий все новые усовершенствования.
Только в этом высшем состоянии самопознания
человек может
оценить правосудие Божие.