Действительно, я нашел дядю за
конюшнями. Там, на площадке, он стоял перед группой крестьян, которые кланялись и о чем-то усердно просили. Дядя что-то с жаром им толковал. Я подошел и окликнул его. Он обернулся, и мы
бросились друг другу
в объятия.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая
бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого
в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным,
в котором помещается дворня, с
конюшней,
в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный;
в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Бывало, на плацу перед
конюшней, давши пошалить Камраду на выводке, мы окончательно снимали с него недоуздок и пускали на волю. Видя его своевольные и высокие прыжки, можно было ожидать, что он, заносчиво налетев на какую-либо преграду, изувечится; но достаточно было крикнуть: «
в свое», чтобы он тотчас же приостановился и со всех ног
бросился в стойло.
Он стоит на задних лапах и дерется. А я его хлещу.
В это время у меня мысль: заманить его с манежа
в коридор, и притом так, чтобы публика не перепугалась. И вот я пячусь задом, бью зверя, а он на меня и — чувствую — свирепеет с каждой секундой.
В конюшне он на меня
бросился и начал мять. Не помню, как его стащили — я был
в обмороке, — но, слава богу, увел с манежа.