— Что ж?.. я маскарады лю-блю-ю, — протянул директор и быстро опустил голову вниз, к груди Палтусова. — Люблю. Это развлечение по мне. День-деньской здесь в банке-то этой, — сострил он, — ровно рыжик в уксусе болтаешься, одурь возьмет!.. Ни на какое путное дело не годишься. Ей-ей! В карты я не играю. Ну и завернешь в маскарад. Мужчина я нетронутый… Жених
в самой поре. Только еще тоски не чувствую.
Неточные совпадения
— Эка! Промысловое свидетельство! Табачную лавочку! Пустое дело. А ведь они у нас глупят так, что нет никакой возможности. Я и ездить нынче перестал; кричали
в те
поры: не надо нам бар, не надо ученых, давай простецов.
Сами речи умеем говорить… Вот и договорились!
— Ты достаточно у Лещова-то
в обученье побывал.
Пора бы и
самому на ноги встать. Не все на помочах. Ты, брат, я на тебя посмотрю, двойственный какой-то человек… Честь любишь, а смелости у тебя нет… И не глуп, не дурак-парень… нельзя сказать; а все это — как нынче господа сочинители
в газетах пишут — между двумя стульями садишься… Так-то…
— Да с того вечера, когда мы были
в клубе… Я
сама тоже смутилась… Но с тех
пор еще сильнее стремлюсь. На Андрюшу плохая надежда… его не залучишь… Повезите меня к Грушевой…
И не помнит он, чтобы женщина захватила его совсем, чтобы он
сам безумствовал, бросался на колени или замер
в изнеможении от полноты страсти или сильного случайного
порыва.
— Как вам угодно, Иван Алексеевич, так и принимайте то, что я вам сейчас сказал… Я вас беспокоить не стану… Будет вашей милости угодно, — он весело улыбнулся, — зайдете иногда за справочкой… А этому квакеру, — вот какие нынче адвокаты завелись, — я
сам напишу, что
в услугах его не нуждаюсь… Возьму какого-нибудь замухрышку… Ведь это я на первых
порах только волновался…
В законе не тверд… А теперь мне и не нужно уголовной защиты.
— Вы одни во всей Москве-с… человек с понятием. Помню я превосходно один наш разговор… у меня
в кабинете. С той
самой поры, можно сказать, я и встал на собственные ноги… три месяца трудился я… да-с… три месяца, а вы как бы изволили думать… вот сейчас…
Мы пришли
в самую пору, то есть последние. В гостиной собралось человек восемь. Кроме нас четверых или пятерых тут были командиры английских и американских судов и еще какие-то негоцианты да молодые люди, служащие в конторе Каннингама, тоже будущие негоцианты.
— Да ты не бойся, Устюша, — уговаривал он дичившуюся маленькую хозяйку. — Михей Зотыч, вот и моя хозяйка. Прошу любить да жаловать… Вот ты не дождался нас, а то мы бы как раз твоему Галактиону
в самую пору. Любишь чужого дедушку, Устюша?
Неточные совпадения
Аммос Федорович (
в сторону).Вот выкинет штуку, когда
в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих
пор еще не генералы.
Хлестаков. Нет, батюшка меня требует. Рассердился старик, что до сих
пор ничего не выслужил
в Петербурге. Он думает, что так вот приехал да сейчас тебе Владимира
в петлицу и дадут. Нет, я бы послал его
самого потолкаться
в канцелярию.
Тут сын отцу покаялся: // «С тех
пор, как сына Власьевны // Поставил я не
в очередь, // Постыл мне белый свет!» // А
сам к веревке тянется.
Пришел и
сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «Была
пора, // Судил я вас по совести, // Теперь я
сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И
в ноги поклонился нам.
Как
в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — // Пришла моя
пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как матери родной! //
Сама крестила мальчика // И имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…