Такой обед втроем выпал на долю Палтусова в первый раз. Марья Орестовна не могла или не хотела настроиться помягче. Она плохо слушалась советов своего приятеля. На мужа она совсем не смотрела. Нетов заметно волновался,
заводил разговор, но не умел его поддержать. Его рассеянность вызывала в Марье Орестовне презрительное подергивание плеч.
Она каждое утро, после прогулки, с десяти часов играла этюды и сонаты, справлялась часто о ценах на разные бумаги, по-немецки говорила как немка, обожала пирожное,
заводила разговоры на патриотические темы, печенки боялась точно яда, а ветчину ела только вареную.
— Да, я был, но ушел с отвращением, — сердито сказал Нехлюдов, досадуя на то, что Селенин
отводит разговор на другое.
Катерина Васильевна покраснела. Ей было неприятно, что отец
завел разговор о ее чувствах. Но, кроме отцовской любви, было и другое известное обстоятельство, по которому отец не был виноват: если не о чем говорить, но есть в комнате кошка или собака, заводится разговор о ней: если ни кошки, ни собаки нет, то о детях. Погода, уж только третья, крайняя степень безресурсности.
Взоры ее естественно устремились на квартирующий полк, но военная молодежь охотно засматривалась на красавиц, а сватовства не затевала. Даже старые холостяки из штаб-офицеров — и те только шевелили усами, когда Калерия Степановна, играя маслеными глазами, — она и сама еще могла нравиться, —
заводила разговоры о скуке одиночества и о том, как она счастлива, что у нее четыре дочери — и всё ангелы.
Неточные совпадения
Вместо того чтоб постепенно усиливать обливательную тактику, он преспокойно уселся на кочку и, покуривая из трубочки,
завел с землемерами пикантный
разговор.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что на беду нынче каждую минуту
разговор нападал на больное место Алексея Александровича. Он хотел опять
отвести зятя, но сам Алексей Александрович с любопытством спросил.
Княгиня, сидевшая с другой стороны стола с Марьей Власьевной и Степаном Аркадьичем, подозвала к себе Левина и
завела с ним
разговор о переезде в Москву для родов Кити и приготовлении квартиры.
И с тем неуменьем, с тою нескладностью
разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого: как его выгнали из университета зa то, что он
завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные школы, и как потом он поступил в народную школу учителем, и как его оттуда также выгнали, и как потом судили за что-то.
Левин видел, что так и не найдет он связи жизни этого человека с его мыслями. Очевидно, ему совершенно было всё равно, к чему приведет его рассуждение; ему нужен был только процесс рассуждения. И ему неприятно было, когда процесс рассуждения
заводил его в тупой переулок. Этого только он не любил и избегал, переводя
разговор на что-нибудь приятно-веселое.