В голове его действительно не очень еще сильно шумело, хотя за обедом он пил брудершафт с целым десятком не известных ему юношей. Один отвел его в угол, за колонну, — обедали в
новой белой зале, — и спросил его...
Неточные совпадения
Внизу, у подъезда, стояла его пролетка. Он ездил с месячным извозчиком на красивой, но павшей на ноги серой лошади. Пролетка была
новая, полуторная. Работнику он приплачивал шесть рублей в месяц; подарил ему три пары замшевых перчаток и два
белых платка на шею. Платил он за экипаж восемьдесят рублей.
На дворе разыгралась вьюга. Рождество через несколько дней. Переулок, выходящий на Спиридоновку, заносит с каждым
новым порывом ветра. Правый тротуар совсем замело. Глаз трепещет и мигает в обмерзлых фонарях. Низенькие домики точно кутаются в
белые простыни. Заборы, покрытые и сверху и снизу рыхлым наметом снега, ныряют в колеблющемся полусвете переулка. Стужа не сильна, но ветер донимает. Переулок пуст, а час еще не поздний, около девяти.
Наверху она остановилась у
белых перил, где стоял
новый лакей.
— А!.. Quelle chance! [Какая удача! (фр.).] — встретил Палтусова около двери в боковую комнату брат Марьи Орестовны, Nicolas Леденщиков, во фраке и
белом жилете, по
новой моде, и с какой-то нерусской орденской ленточкой в петлице.
— Ну, так прощай; очень, очень рад, что встретил тебя, — сказал Шенбок и, пожав крепко руку Нехлюдову, вскочил в пролетку, махая перед глянцовитым лицом широкой рукой в
новой белой замшевой перчатке и привычно улыбаясь своими необыкновенно белыми зубами.
В восьмигранном павильоне вокруг столов, расставленных покоем и уже покрытых
новыми белыми скатертями, суетилась прислуга, гремя посудой…
Неточные совпадения
Вздохнул Савелий… — Внученька! // А внученька! — «Что, дедушка?» // — По-прежнему взгляни! — // Взглянула я по-прежнему. // Савельюшка засматривал // Мне в очи; спину старую // Пытался разогнуть. // Совсем стал
белый дедушка. // Я обняла старинушку, // И долго у креста // Сидели мы и плакали. // Я деду горе
новое // Поведала свое…
Сам больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой рубашке с
белым воротником около неестественно тонкой шеи и с
новым выражением надежды, не спуская глаз, смотрел на Кити.
Потом показал одну за другою палаты, кладовую, комнату для
белья, потом печи
нового устройства, потом тачки такие, которые не будут производить шума, подвозя по коридору нужные вещи, и много другого.
— Матушки!!
Новое,
белое платье! Таня! Гриша! — говорила мать, стараясь спасти платье, но со слезами на глазах улыбаясь блаженною, восторженною улыбкой.
Полный месяц светил на камышовую крышу и
белые стены моего
нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой.