Неточные совпадения
— Все это прекрасно. И я не желаю умалять достоинство таких студентов, как Заплатин. Но позвольте мне сказать вам, дорогая Надежда Петровна. Такой — как вы сами
назвали его как-то — прямолинейный человек вряд ли способен подняться над своими, хотя бы и очень честными, взглядами на жизнь. Его карьера артистки, которая открывается перед вами, пугает. Да он и не признает за искусством его высокого значения. Что такое для него
красота? Или финтифлюшки, или, хуже того, чуть не разврат.
Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что
называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно.
Бывают такие люди, у которых как-то все устроено так, что то, что мы
называем красотой, здесь оказывается совершенно излишним.
Если мы должны вообще видеть в природе не цели, а только результаты, и потому не можем
назвать красоту целью природы, то не можем не назвать ее существенным результатом, к произведению которого напряжены силы природы.
Неточные совпадения
Базаров был великий охотник до женщин и до женской
красоты, но любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом,
называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница в Москве.]
— Оставим этот разговор, — сказал Райский, — а то опять оба на стену полезем, чуть не до драки. Я не понимаю твоих карт, и ты вправе
назвать меня невеждой. Не суйся же и ты судить и рядить о
красоте. Всякий по-своему наслаждается и картиной, и статуей, и живой
красотой женщины: твой Иван Петрович так, я иначе, а ты никак, — ну, и при тебе!
Его опять охватила
красота сестры — не прежняя, с блеском, с теплым колоритом жизни, с бархатным, гордым и горячим взглядом, с мерцанием «ночи», как он
назвал ее за эти неуловимые искры, тогда еще таинственной, неразгаданной прелести.
Этих господ, для
красоты слова,
называли также бакенбардистами.
Были у них другие женщины, которые
называли себя свободными, но они продавали наслаждение своею
красотою, они продавали свою свободу.