А пока он приготовляет к изданию этюд об одной певице XVIII века (вроде
тех книг, которые он писывал с братом), заключающий в себе разные эпизоды, живописующие тогдашнюю эпоху, с разнообразной перепиской героини, имевшей успех и во Франции и в Англии.
Неточные совпадения
Если вы и встретите литератора, бойко говорящего с вами о разных эпохах из истории иностранных литератур,
то поверьте, он это вычитал в последнее время в популярных обозрениях и
книгах.
Меня интересовали, главным образом, два пункта: влияние этого огромного успеха на личную судьбу Золя и
тот предполагаемый плагиат, в котором упрекали его некоторые журналы, говоря, что он будто бы выкрал из какой-то
книги все детали увриерской (рабочей (от фр. ouvrier) жизни Парижа, множество слов жаргона и даже несколько прозвищ действующих лиц.
На второй вопрос, о предполагаемом плагиате, и Тургенев и сам автор отвечали мне опять-таки почти одно и
то же,
то есть что действительно существует в книжной торговле
книга под названием «Le Sublime».
— А разве вам нельзя было в отдельной
книге, — спросил я, — переделать лицо доктора,
то есть откинуть в начале романа все подробности?
На это Золя заметил, что — «как же быть», что этим смущаться нечего и что только в виде
книги можно вполне отделать произведение, хотя и будут иногда случаться неприятности вроде
той, какая с ним случилась в «Странице романа».
Мало ли сколько, например, в России в романах, комедиях и очерках встречается настоящих дворянских фамилий, вписанных даже в VI
книгу, и, наверно, никто из родичей этих фамилий не являлся к писателям с требованием отчета и даже не писал им писем на эту
тему.
Она выписывала все
те книги, о которых с похвалой упоминалось в получаемых ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью к читаемому, которая бывает только в уединении, прочитывала их.
Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая
те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана.
Потом уж он не осиливал и первого тома, а большую часть свободного времени проводил, положив локоть на стол, а на локоть голову; иногда вместо локтя употреблял
ту книгу, которую Штольц навязывал ему прочесть.
Он бросался к Плутарху, чтоб только дальше уйти от современной жизни, но и тот казался ему сух, не представлял рисунка, картин, как
те книги, потом как Телемак, а еще потом — как «Илиада».
Неточные совпадения
«А статских не желаете?» // — Ну, вот еще со статскими! — // (Однако взяли — дешево! — // Какого-то сановника // За брюхо с бочку винную // И за семнадцать звезд.) // Купец — со всем почтением, // Что любо,
тем и потчует // (С Лубянки — первый вор!) — // Спустил по сотне Блюхера, // Архимандрита Фотия, // Разбойника Сипко, // Сбыл
книги: «Шут Балакирев» // И «Английский милорд»…
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что
книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера // И не милорда глупого — // Белинского и Гоголя // С базара понесет? // Ой люди, люди русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти имена? //
То имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их
книги прочитать…
— Погоди. И за
те твои бессовестные речи судил я тебя, Ионку, судом скорым, и присудили тако:
книгу твою, изодрав, растоптать (говоря это, Бородавкин изодрал и растоптал), с тобой же самим, яко с растлителем добрых нравов, по предварительной отдаче на поругание, поступить, как мне, градоначальнику, заблагорассудится.
Несмотря на
то что он не присутствовал на собраниях лично, он зорко следил за всем, что там происходило. Скакание, кружение, чтение статей Страхова — ничто не укрылось от его проницательности. Но он ни словом, ни делом не выразил ни порицания, ни одобрения всем этим действиям, а хладнокровно выжидал, покуда нарыв созреет. И вот эта вожделенная минута наконец наступила: ему попался в руки экземпляр сочиненной Грустиловым
книги:"О восхищениях благочестивой души"…
— Сам ли ты зловредную оную
книгу сочинил? а ежели не сам,
то кто
тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты с
тем вором знакомство свел? и от него ли
ту книжицу получил? и ежели от него,
то зачем, кому следует, о
том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.