Неточные совпадения
Когда оправился, приходил два
раза в неделю
в институт и
в круглом зале, где было всегда, почему-то не изменяясь, 5 градусов мороза, независимо от того, сколько на улице, читал
в калошах,
в шапке с наушниками и
в кашне, выдыхая белый пар,
восьми слушателям цикл лекций на тему «Пресмыкающиеся жаркого пояса».
В 23-м году Персиков уже читал
восемь раз в неделю — три
в институте и пять
в университете,
в 24-м году тринадцать
раз в неделю и, кроме того, на рабфаках, а
в 25-м, весной, прославился тем, что на экзаменах срезал семьдесят шесть человек студентов, и всех на голых гадах.
Подобно тому, как амфибии оживают после долгой засухи при первом обильном дожде, ожил профессор Персиков
в 1926 году, когда соединенная американо-русская компания выстроила, начав с угла Газетного переулка и Тверской,
в центре Москвы пятнадцать пятнадцатиэтажных домов, а на окраинах триста рабочих коттеджей, каждый на
восемь квартир,
раз и навсегда прикончив тот страшный и смешной жилищный кризис, который так терзал москвичей
в годы 1919–1925.
В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, [Капелюха — шапка с наушниками.] угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось
в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.
Неточные совпадения
В восемь часов пошел я смотреть фокусника. Публика собралась
в исходе девятого; представление началось.
В задних рядах стульев узнал я лакеев и горничных Веры и княгини. Все были тут наперечет. Грушницкий сидел
в первом ряду с лорнетом. Фокусник обращался к нему всякий
раз, как ему нужен был носовой платок, часы, кольцо и прочее.
— Вот смотрите,
в этом месте уже начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая на поля. — Вы увидите тотчас отличье от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли этот молодник-лес? Это — сеяный. У другого
в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него
в восемь вырос. Смотрите, вот лес и кончился. Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите на хлеба, во сколько
раз они гуще, чем у другого.
Уж
восемь робертов сыграли // Герои виста;
восемь раз // Они места переменяли; // И чай несут. Люблю я час // Определять обедом, чаем // И ужином. Мы время знаем //
В деревне без больших сует: // Желудок — верный наш брегет; // И кстати я замечу
в скобках, // Что речь веду
в моих строфах // Я столь же часто о пирах, // О разных кушаньях и пробках, // Как ты, божественный Омир, // Ты, тридцати веков кумир!
Самгин возвратился
в столовую, прилег на диван, прислушался: дождь перестал, ветер тихо гладил стекла окна, шумел город, часы пробили
восемь. Час до девяти был необычно растянут, чудовищно вместителен,
в пустоту его уложились воспоминания о всем, что пережил Самгин, и все это еще
раз напомнило ему, что он — человек своеобразный, исключительный и потому обречен на одиночество. Но эта самооценка, которой он гордился, сегодня была только воспоминанием и даже как будто ненужным сегодня.
— Угощайтесь на здоровье, — говорил Осип, ставя пред Самгиным кружку чая, положив два куска сахара и ломоть хлеба. — Мы привыкли на работе четыре
раза кушать: утром,
в полдни, а вот это вроде как паужин, а между семью-восемью часами — ужин.