Неточные совпадения
С. 16–18.] включает в себя все, весь мир, Он есть и He-мир, причем, однако, это He-я отнюдь не полагается нашим собственным я, как у Фихте, и не есть в этом
смысле некое под-я, но есть
абсолютное и подлинное He-я, т. е. сверх-я, выше-я.
«Как ψιλή άνευ χαρακτήρας δπαρξις, Бог не может быть мыслим ни безусловным благом и любовью, ни
абсолютной красотою, ни совершеннейшим разумом; по своему существу Бог выше всех этих атрибутов личного бытия, — лучше, чем само благо и любовь, совершеннее, чем сама добродетель, прекраснее, чем сама красота; его нельзя назвать и разумом в собственном
смысле, ибо он выше всякой разумной природы (οίμείνων ή λογική φύσις); он не есть даже и монада в строгом
смысле, но чище, чем сама монада, и проще, чем сама простота [Legat, ad Cajum Fr. 992, с: «το πρώτον αγαθόν (ό θεός) καί καλόν και εύδαίμονα και μακάριον, ει δη τάληθές ειπείν, το κρεϊττον μεν αγαθού, κάλλιον δε καλού και μακαρίου μεν μακαριώτερον. ευδαιμονίας δε αυτής εΰδαιονέστερον» (Высшее благо — Бог — и прекрасно, и счастливо, и блаженно, если же сказать правду, то оно лучше блага, прекраснее красоты и блаженнее блаженства, счастливее самого счастья). De m. op. Pf. l, 6: «κρείττων (ό θεός) ή αυτό τάγαθόν και αυτό το καλόν, κρείττων τε και ή αρετή, και κρεϊττον ή επιστήμη».
И, однако, в то же время нельзя сказать, что Бог есть причина мира, ибо это значило бы превратить
абсолютное в относительное, поставив трансцендентное в имманентно-непрерывный ряд причин и следствий, истолковать отношения между Богом и миром в
смысле причинной, механической зависимости, в силу которой каждое последующее с необходимостью вытекает из предыдущего.
Творение мира, или возникновение относительного, ни в каком
смысле не является причинно-принудительным или необходимым для
Абсолютного, как момент его жизни.
Бог есть также лишь положение или модус
абсолютного Ничто, так сказать,
абсолютное, обращенное к миру, космическая его ипостась, причем другим таковым же модусом является мир, и эта одинаковая модальность бога и мира, и их в этом
смысле единосущность придает им в равной степени, хотя и в разном
смысле, характер преходящести, относительности: «и бог проходит», по классической формуле Эккегарта.
Абсолютное в отношении к нему остается совершенно пассивным, оно его не знает, он есть жертва его попустительствующей полноты, — в известном
смысле ее изнанка.
Но тогда со всей силой поднимается вопрос о самостоятельном
смысле множественного и относительного, об его, природе и происхождении: каким образом возникают вся эта пена, волны и зыбь на поверхности
Абсолютного?
Поэтому при противопоставлении творения и эманации главный спор идет не о Боге, но о мире, не о божественной основе мира, но об его тварной природе: есть ли мир только пассивно рассеивающая и ослабляющая лучи божественного света среда, или же он по-своему собирает, отражает и проявляет их? есть ли особый фокус мира, возможен ли мир наряду с
Абсолютным и как и в каком
смысле возможен?
Творение есть жертва
Абсолютного своей абсолютностью, никем и ничем не вызванная (ибо нет ничего вне
Абсолютного) и в этом
смысле свободная и беспричинная, рационально не объяснимая.
«Мы не можем сказать, что этот мир создан из чего-либо, возникло лишь вожделение из свободного наслаждения, что безосновность, как высшее благо, или сущность, как вечная воля, созерцает в наслаждении (Lust), как в зеркале» (IV, 424, § 7).]; мир есть модус
абсолютной субстанции, — на разные лады, но в одинаковом
смысле отвечают Дж. Бруно, Спиноза, разных оттенков пантеисты и монисты; следовательно, напрашивается неизбежное заключение — мира нет в его самобытности и относительности, а существует только
Абсолютное.
Хотеть себя в собственной самости, замыкать себя в своей тварности как в
абсолютном — значит хотеть подполья и утверждаться на нем [Двойственная и противоречивая природа тварности, сотканная из божественности и ничтожества, не допускает имманентного обожествления человека, которое составляет отличительную черту антропологии Н. А. Бердяева с ее своеобразным мистическим фейербахианством (см. талантливую и интересную его книгу: «
Смысл творчества.
Рядом со сверхбытийно сущим
Абсолютным появляется бытие, в котором
Абсолютное обнаруживает себя как Творец, открывается в нем, осуществляется в нем, само приобщается к бытию, и в этом
смысле мир есть становящийся Бог.
Единственная
абсолютная закономерность мира есть Божия воля, т. е. чудо; мир не закономерен в каком бы то ни было детерминистическом
смысле: механическом ли, оккультном или метафизическом, — но чудесен.
В этом
смысле энергия Божия во всяком своем проявлении, как действие Божие, неотделимое от Бога, но являемое твари, есть Бог в творении, само Абсолютное-Трансцендентное.
Свою ипостасность, или личность в себе, человек знает как нечто совершенно
абсолютное, вечное в
смысле вневременности, для чего он не может помыслить ни сотворения, ни уничтожения, вообще связать ее с потоком временности.
Идея конца — не в
смысле катастрофы, но в
смысле абсолютного уничтожения — невместима в ипостасное сознание, которое одинаково не знает как конца, так и начала.
В этом
смысле христианство есть
абсолютная религия, ибо именно в нем до конца обнажается основная религиозная антиномия и изживается с наибольшей остротой: здесь ощущается и совершенная близость Бога, но и с тем большей силой чувствуется Его удаленность.
Неточные совпадения
Навязывание
абсолютного закона относительной жизни есть доктринерство, лишенное всякого внутреннего
смысла.
Если Сын Божий есть Логос бытия,
Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть
абсолютная реализация этого Логоса, этого
Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до конца душа мира.
Земная история приобретает
абсолютный религиозный
смысл, в ней все единственно и неповторимо, в ней совершается искупление и спасение мира.
Бытие и небытие, как
абсолютное и относительное, не могут находиться в одной плоскости и ни в каком
смысле не могут быть сравниваемы и сопоставляемы.
Человечество, по выражению Вл. Соловьева, есть становящееся
абсолютное, и в этом религиозный
смысл истории и религиозная задача человеческой культуры.