Неточные совпадения
Что вы знаете или мните о природе
вещей,
лежит далеко в стороне от области религии: воспринимать в нашу жизнь и вдохновляться в этих воздействиях (вселенной) и в том, что они пробуждают в нас, всем единичным не обособленно, а в связи с целым, всем ограниченным не в его противоположности иному, а как символом бесконечного — вот что есть религия; а что хочет выйти за эти пределы и, напр., глубже проникнуть в природу и субстанцию
вещей, есть уже не религия, а некоторым образом стремится быть наукой…
Аристотель — философ по преимуществу, Philosophus, как называли его в средние века, между тем как на «божественном» Платоне всегда
лежал ореол чего-то
вещего, таинственного, мистического.
«Бог одинаково живет во всех
вещах, а
вещь ничего не знает о Боге; и Он не открывается
вещи, а она получает от Него силу, но по своему свойству, — или от его любви, или от его гнева; и от чего она берет ее, то и обнаруживается вовне, и если есть благо в ней, то для злобы оно как бы закрыто, как вы можете видеть на примере куста шиповника; еще более на других колючих
вещах: из него ведь вырастает прекрасный душистый цветок, и в нем
лежат два свойства любовное и враждебное, какое побеждает, то и дает плод» [IV, 343–344, § 49.].
В основе искусства поэтому
лежит некоторое беспредметное или всепредметное художество, созерцание вселенской Красоты, о котором
вещает Платон в своем «Пире».
Сам Лосский признает, что различие между явлениями, которыми занимается наука, и сущностью
вещей лежит в самом бытии, а не в природе отношений между субъектом и объектом.
За границей он заходил иногда к антиквариям и с видом знатока осматривал древности и высказывал свое мнение, покупал какую-нибудь вещь, антикварий брал с него, сколько хотел, и купленная
вещь лежала потом, забитая в ящик, в каретном сарае, пока не исчезала неизвестно куда.
Какие хорошие люди! Пока я пью чай и слушаю про Сашу, мои
вещи лежат на дворе, в возке. На вопрос, не украдут ли их, мне отвечают с улыбкой:
— Ты таперича рассуди в своей голове, ежели в тебе есть ум, — говорит ему Слюнка, моргая щекой. —
Вещь лежит у тебя без всякого действия, и нет тебе никакой пользы, а нам она надобна. Охотник без ружья всё равно, что пономарь без голоса. Это понимать надо в уме, а ты вот, вижу, не понимаешь, стало быть, в тебе настоящего ума-то и нету… Отдай!
Неточные совпадения
— Я полагаю, что основания такого взгляда
лежат в самой сущности
вещей, — сказал он и хотел пройти в гостиную; но тут вдруг неожиданно заговорил Туровцын, обращаясь к Алексею Александровичу.
— Нет, я и сама не успею, — сказала она и тотчас же подумала: «стало быть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как я хотела». — Нет, как ты хотел, так и делай. Иди в столовую, я сейчас приду, только отобрать эти ненужные
вещи, — сказала она, передавая на руку Аннушки, на которой уже
лежала гора тряпок, еще что-то.
— Ведь я тебе на первых порах объявил. Торговаться я не охотник. Я тебе говорю опять: я не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты в ломбард. Ведь я вас знаю всех. У вас есть списки всех, кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного? Ему приспичит, он тебе и отдаст за полцены. А мне что твои деньги? У меня
вещь хоть три года
лежи! Мне в ломбард не нужно уплачивать…
Вдруг он вспомнил, что кошелек и
вещи, которые он вытащил у старухи из сундука, все до сих пор у него по карманам
лежат!
— Ате деньги… я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то, — прибавил он тихо и как бы в раздумье, — я снял у ней тогда кошелек с шеи, замшевый… полный, тугой такой кошелек… да я не посмотрел на него; не успел, должно быть… Ну, а
вещи, какие-то все запонки да цепочки, — я все эти
вещи и кошелек на чужом одном дворе, на В — м проспекте под камень схоронил, на другое же утро… Все там и теперь
лежит…