Неточные совпадения
Внимание читателя привлекается лишь к таким страницам истории мысли, которые
имеют прямое значение для более отчетливого выявления
собственных идей автора (хотя, конечно, при этом и прилагается забота, чтобы при эпизодическом изложении не было существенных пробелов).
Такое доктринальное предубеждение против самостоятельного трактования сущности религии и эта догматическая нетерпимость в отношении к религии, конечно, составляют личную особенность Канта и не
имеют под собой твердой опоры даже в его
собственном философствовании.
Религия должна
иметь как бы свою особую логику, установлять свою
собственную достоверность (как
имеет ее хотя бы чувство прекрасного, орган эстетического восприятия), она должна
иметь око умного видения, проникающего к действительности высшей, куда не досягает ни умственное, ни физическое око.
Они могут
иметь известное значение (в чем бы оно ни состояло) в философии, в спекулятивном богословии, вообще вне
собственной области религии, в этой же последней царит радостное непосредственное ЕСИ.
И тем самым религия становится независимой от этики, эстетики, теоретического познания, философии и науки, ибо
имеет свою
собственную опору, свой
собственный орган восприятия.
К нему нет пути методического восхождения (ибо путь религиозного подвига не
имеет в виду познания, не руководится познавательным интересом), оно вне
собственной досягаемости для человека, к нему можно стремиться и рваться, но нельзя планомерно, методически приходить.
Мы уже указывали, что трансцендентное, в своей соотносительности имманентному,
имеет различные ступени или различную глубину, и, помимо трансцендентного в
собственном смысле, т. е. области религиозной, существуют еще многие слои относительно-трансцендентного, открывающегося в им манентном; рассуждая формально-гносеологически, во всех подобных случаях мы
имеем наличность мифического прозрения или мифотворчество.
Он пребывает выше не только человеческого, но и ангельского и всякого премирного постижения, — неизглаголан (αφραστον), неизреченен (άυεκφώνητον), превыше всякого означения словами;
имеет одно только имя, служащее к познанию Его
собственной природы, именно что Он один выше всякого имени» [Опровержение Евномия, II (Несмелов, 153), р. п., V, 271.].
Подобный же случай
имеем мы и относительно мудрости, которая потому не может быть приложима к Богу в
собственном смысле, что мудрости и мудрому противостоит глупость и глупец; следовательно, правильнее и вернее Он будет именоваться более, чем мудрым, или сверхмудростию.
В сем состоянии не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы имя она ни
имела, неизвестен иначе, как только как Он открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в своей
собственной неисследимой тайне завит и заключен; так что познание наше о Нем вне бездонного шара мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он не есть, нежели что Он есть».
Они не
имеют соединения ни общения ни с какими тварями, кроме (тех), которым Они благоизволят открывать свое божество по своей
собственной свободе» (гл II, § 33).
Однако закон непрерывности и непротиворечивости дискурсивного мышления
имеет силу лишь в его
собственном русле, а не там, где разум обращается на свои
собственные основы, корни мысли и бытия, причем вскрываются для него непреодолимые, а вместе и неустранимые антиномии, которые все же должны быть им до конца осознаны.
«После этой жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и творением родительница; после этого времени она не
имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого мира начало это пойдет в эфир, сущность, как было от века, станет снова свободной, она снова получит тело из
собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.
И тогда неизбежно голосами мира, идущими из глубины, внушаемо будет иное, противоположное сознание: мир не сотворен, он в себе самом
имеет основу, есть свое
собственное создание; нет высшего бытия, чем мировое, и нет ничего, что было бы выше бытия.
Он чтит природу твари, которая есть ничто, больше
собственной мощи, ибо хочет Себя в творении, в нем, — в другом, желая
иметь друга, независимого по отношению к Себе, хотя и всецело Ему обязанного бытием.
Он не
имеет своей
собственной мощи, но ее получает от Бога, есть слава Слова Божия.
Одинаково, и по Платону и по Аристотелю, все произрастает, в небесном архетипе
имея свою энтелехию и внутренний закон бытия, как смутное влечение, или искание своей
собственной формы: κινεϊ ως έρώμενον, по слову Аристотеля.
Некоторую аналогию может дать нам опыт нашего
собственного тела, поскольку оно согласно велениям и нуждам духа, сливается с ним воедино [По учению йогов, сознательное овладение инстинктивными функциями тела может быть помощью соответственного режима и упражнений доведено значительно дальше, нежели это
имеет место теперь у большинства людей.
Но
имея телом Своим всякую плоть, Христос
имеет и Свое
собственное Тело, с которым Он вознесся на небеса и «сидит одесную Отца».
По определению св. Максима Исповедника, «зло и не было и не будет самостоятельно существующим по
собственной природе, ибо оно и не
имеет в сущем ровно никакой сущности, или природы, или самостоятельного лика, или силы, или деятельности, и не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действие, ни движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы естественно созерцалось в чем-либо из сущего, и вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению; оно не есть ни начало, ни средина, ни конец».
Хотя
собственная жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не
имеют тела человеческого, но
имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Христианство
имеет в нем как бы свой же
собственный природный лик, который и должно рано или поздно увидать (это, однако, до сих пор
имело место в совершенно недостаточной степени).
Космическое природное в евреях, что они
имели общим с другими народами, стало оболочкой будущего сверхприродного…» «Израильтяне сравнительно с другими народами были всего менее способны
иметь свою
собственную историю, менее всего исполнены того мирового духа, который увлекал другие нации к основанию великих монархий; они неспособны приобрести себе великое, всегда пребывающее имя во всемирной истории, но именно по этой причине и были наиболее приспособлены стать носителями божественной (der göttlichen) истории (в противоположность всемирной)» (ib., 148–149).
Полнейшую аналогию историческому зону
имеем и в своей
собственной жизни, также представляющей собой конкретное время.
Таков эстетизм повседневного быта, свойственный, напр., нашей эпохе, которая зато как раз не может найти
собственного стиля Красота в обыденной жизни и не может стать привычной и повседневной, таковой бывает только красивость: красота иератична [Т. е.
имеет священный, культовый характер.
Итак, хозяйство на своем
собственном пути не
имеет эсхатологии, и, когда пытается вступить на ее путь, оно впадает в лжеэсхатологию, гонится за призраком, обманчивым и лживым.
Она
имеет бесконечную глубину, свойственную религиозному символу, а ее словесная плоть, сохраняя свой
собственный характер, становится вместе с тем и священным иероглифом, прозрачным лишь для просветленного ока.
Неточные совпадения
Имею повеление объехать здешний округ; а притом, из
собственного подвига сердца моего, не оставляю замечать тех злонравных невежд, которые,
имея над людьми своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно.
Но тут встретилось непредвиденное обстоятельство. Едва Беневоленский приступил к изданию первого закона, как оказалось, что он, как простой градоначальник, не
имеет даже права издавать
собственные законы. Когда секретарь доложил об этом Беневоленскому, он сначала не поверил ему. Стали рыться в сенатских указах, но хотя перешарили весь архив, а такого указа, который уполномочивал бы Бородавкиных, Двоекуровых, Великановых, Беневоленских и т. п. издавать
собственного измышления законы, — не оказалось.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для
собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не
имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу
собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо
имеет уже недостаток, что он читал ее своим друзьям.
Кроме страсти к чтению, он
имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего
собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.