Неточные совпадения
Группа писателей и философов, сотрудничавших в «Мусагете»,
находилась в постоянной полемике
с книгоиздательством «Путь», вокруг которого сплотились в основном философы «неославянофильского» направления (Н. А. Бердяев,
С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн, Е. Н. Трубецкой и др.).
Бог, как Трансцендентное, бесконечно, абсолютно далек и чужд миру, к Нему нет и не может быть никаких закономерных, методических путей, но именно поэтому Он в снисхождении Своем становится бесконечно близок нам, есть самое близкое, самое интимное, самое внутреннее, самое имманентное в нас,
находится ближе к нам, чем мы сами [Эту мысль
с особенной яркостью в мистической литературе из восточных церковных писателей выражает Николай Кавасила (XIV век), из западных Фома Кемпийский (О подражании Христу).
Но насколько он из него выходит и делает предметом размышления что-либо из вещей божественных (των μετά θεόν), рассекается это единение, которое превыше разумения, и в коем,
находясь в соединении
с Богом, по сопричастности Божеству, он и сам становится Богом и слагает
с себя естественный закон своей собственной природы».].
Вот почему, вообще говоря, так трудно определить момент уверования или утраты веры, ибо и действительности уверование всегда и непрерывно вновь совершается, есть единый растянутый во времени акт, и всегда неверие, как темная трясина, подстерегает каждое неверное движение, каждое колебание на пути веры [Отсюда следует, между прочим, в какой иллюзии
находятся некоторые протестантские секты (баптисты, методисты), внушающие последователям своим умеренность в их совершившейся уже спасенности; и насколько мудрее и здесь оказывается православие, которое остерегает от этой уверенности как гибельной иллюзии («прелести»), указывая на необходимость постоянной борьбы
с миром, «списания», но не «спасенности».].
В родстве
с гегельянским имманентизмом в рассматриваемом отношении несомненно
находится и религиозная философия оккультизма.
Как связанная не
с субстанциальностью, но модальностью человеческого существа, как плод первородного греха, нравственность вообще не представляет собой вершины, абсолютной грани, она преодолима, ибо святость, хотя в себя и включает «делание заповедей», но сама
находится уже «по ту сторону добра и зла»; также и дети, состояние которых, по слову Спасителя, является живой нормой Царствия Божия [«Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3).], свободны от уз нравственности.
В настоящее время, когда вкус к серьезной и мужественной религии вообще потерян и капризом субъективности
с ее прихотливо сменяющимися настроениями дорожат белее, нежели суровой и требовательной религией, не терпящей детского своеволия, религиозный индивидуализм
находится в особой чести: те, кто еще снисходят до религии, чаще всего соглашаются иметь ее только индивидуально; личное своеволие явным образом смешивается при этом со свободой, которая достигается именно победой над своеволием.
Именно в ближайшем сродстве
с ним
находится художественное творчество, поскольку оно основывается на подлинном «умном видении»: образы для художника имеют в своем роде такую же объективность и принудительность, как и миф.
Диалектическое противоречие в смысле Гегеля проистекает из общего свойства дискурсивного мышления, которое,
находясь в дискурсии [Дискурсия (от лат. discursus — довод, аргумент) — рассудочное (или логическое) мышление, мышление
с помощью понятий.], в непрерывном движении, все время меняет положение и переходит от одной точки пути к другой; вместе
с тем оно, хотя на мгновение, становится твердой ногой в каждой из таких точек и тем самым свой бег разлагает на отдельные миги, на моменты неподвижности (Зенон!)
Но как бы восхищенный и в энтузиазме покоится он в уединении, никуда не склоняясь и даже не обращаясь вокруг себя, стоя твердо и как бы сделавширь неподвижностью (στάσις); и о прекрасном не думает он,
находясь уже выше прекрасного, выше хора добродетелей, подобный человеку, который проник в самое внутреннее святилище и оставил позади себя в храме изображения богов, и, лишь выходя из святилища, впервые встречает их, после внутреннего созерцания и обращения
с тем, что не есть ни образ, ни вид, но сама божественная сущность; образы же, следовательно, были бы предметами созерцания второго порядка.
Троица «сама
находится во всем, но не все в ней (και γαρ αυτή μεν απασι πάρεστιν, ου πάντα δε αυτή πάρεστι)» (de d. п., III, 2,
с.
«Когда мы ее призываем священною молитвою и нескверным умом, готовым к единению
с божеством, тогда и мы в ней присутствуем, ибо она не
находится в пространстве, чтобы быть вдали от чего-либо или переходить от одного к другому» (ib.).
Иоанн Дамаскин, в учении о богопознании
находится в явной связи
с творениями св. Дионисия Ареопагита и св. Максима Исповедника.
Не наступила эпоха св. Духа, и не закончилась эпоха Сына, а потому еще не вполне рождена вторая, а
с нею и первая ипостась, и все тришюстасное Божество
находится im Werden. «Во время процесса творения есть множественность, но только потенций, а не личностей.
Но поставляя рядом
с Собой мир вне-Божественный, Божество тем самым полагает между Собою и миром некую грань, и эта грань, которая по самому понятию своему
находится между Богом и миром, Творцом и тварью, сама не есть ни то, ни другое, а нечто совершенно особое, одновременно соединяющее и разъединяющее то и другое (некое μεταξύ [Букв.: между, находящийся в промежутке (греч.).
Более того, она может ее собой обосновывать, давая ей в себе место, из нее или в ней может истечь время, которое не могло бы непосредственно начинаться из Вечности [У Шеллинга в «Философии Откровения» (1, 306–309; II, 108–109) имеются чрезвычайно тонкие замечания о том, что между вечностью и временем должно
находиться нечто,
с чего бы могло начаться время и что может стать предшествующим, если только появится последующее, а таким последованием и установится объективное время.
Но рядом
с этим мир имеет и низшую «подставку» — υποδοχή [Более точный перевод: подоснова, «субстрат» (греч.).], которая есть «место» распавшейся, актуализированной множественности, находящей свое единство лишь во временно-пространственном процессе, в становлении, бытии-небытии; слои бытия переложены здесь слоями небытия, и бытие
находится в нерасторжимом, как свет и тень, союзе
с небытием.
Очевидна связь, в которой
находится здесь метафизическое отрицание тела
с учением о перевоплощении, в котором отрицается индивидуальность тела, навеки связанного
с данной душой.
До грехопадения человек, а в нем и все твари созданы были не бессмертными, но и не смертными: ничто,
находясь в состоянии потенциальности, еще было бессильно ввести в мир смерть, но вместе
с тем оно не было уже обессилено.
Муж, когда он
находится в путешествии, то он не один, ибо имеет женой Шехину; а когда возвращается домой, то должен иметь общение
с женой, причем для этого «благого дела» Шехина посылает самые святые души.
Заповедь о пище, согласно 1‑й главе книги Бытия, дается непосредственно вслед за благословением к размножению и к владению землей, причем одно, конечно,
находится в связи
с другим (ст. 28–29).
При рождении нового ребенка вдруг становится ясным и достоверным, что вновь родившийся на самом деле всегда существовал у своих родителей, извечно
с ними, и даже не может быть представлен для них несуществующим [И для этого чувства
находится многое объясненным в учении А. Н. Шмидт.].
Этот духовный склад
находится в связи и
с своеобразным нарушением духовного и эротического равновесия и ослаблением одних жизненных функций при гипертрофированном развитии других, при особенной жадности к жизни, «метафизическом эгоизме», монадности.
Первые шаги в самопознании и самоопределении человек совершал прямо под руководством Бога, который «говорил» тогда
с человеком, «посещал» рай,
находился в особой близости к его неомраченному грехом естеству.
Вместе
с тем оно не должно было принадлежать к нашему человеческому миру,
находясь в иной плоскости бытия, и потому способно соблазнять человека, клевеща на Бога.
Но как через хозяйство просвечивает высшее достоинство того, кто его ведет, так и власть
находится в какой-то связи
с царственной природой человека,
с присущим ему образом Божиим, хотя настолько же его выражает, насколько и затемняет.