Неточные совпадения
Ведь даже научная, а уж тем более философская истина
не открывается людям,
чуждым умственной жизни, равным образом и художественное творчество недоступно людям, лишенным эстетического восприятия.
Это
не та область таинственного, до которой падки суеверные люди, сплошь и рядом
чуждые веры; это
не область тайн или секретов, которые оберегаются от непосвященного («Geheimwissenschaft» [Букв.: тайное знание, тайноведение (нем.).
Учение Канта о «разумной вере» страдает половинчатостью, это полувера-полуразум: хотя ею переступается область познаваемого разумом, но в то же время разум
не хочет отказаться от своего господства и контроля и в этой
чуждой ему области [Для противоречивости и двойственности идей Канта в вопросе о вере характерна глава «Критики практического разума» под заглавием: «Каким образом возможно мыслить расширение чистого разума в практическом отношении,
не расширяя при этом его познания как разума спекулятивного?» Здесь «теоретическое познание чистого разума еще
не получает прироста.
С другой стороны, вера есть, по существу своему,
не что иное, как любовь, но любовь стремящаяся, жгучая, испепеляющая все ей
чуждое.
В отличие от прагматически-условного характера научных понятий, содержание символа объективно и полновесно, в противоположность понятиям — «скорлупам»,
не имеющим своего содержания, или словам, внутренне
чуждым слова.
Как и в прочем невозможно мыслить что-либо, если думать о
чуждом и заниматься другим, и ничего нельзя присоединять к предмету мысли, чтобы получился самый этот предмет, — так же следует поступать и здесь, ибо, имея представление другого в душе, нельзя этого мыслить вследствие действия представления, и душа, охваченная и связанная другим,
не может получить впечатления от представления противоположного; но, как говорится о материи, она должна быть бескачественна, если должна воспринимать образы (τύπους) всех вещей, также и душа должна быть в еще большей степени бесформенна, раз в ней
не должно быть препятствия для ее наполнения и просвещения высшей (της πρώτης) природой.
Однако мыслительская работа Беме опознается
не столько по таким глухим признаниям, сколько по общему плану его трактатов, очень и очень
не непосредственных, но носящих в своем построении следы напряженной умственной работы.], и, если бы из его сочинений сохранилась лишь одна «Аврора», его первый трактат, имеющий печать свежести и непосредственности «вдохновения», и наиболее
чуждый притязаний на систему, то можно было бы, пожалуй,
не заметить одной из основных черт творчества Беме, с большой тонкостью подмеченной Шеллингом, это… его рационализма.
Где-то в глубине души всякий чувствует себя Эндимионом, с легким, стройным, прекрасным телом, какое просвечивает в эллинской скульптуре или пластическом танце, а
не хромым, «гадким утенком», с неуклюжим телом,
чуждым всякой грации; с ним нельзя примириться, ибо с уродством нельзя родниться.
— «Младенца воплощаема из нее, предвечного Бога Всенепорочная зрящи, руками держащи и облобызающи часто, и радости исполняющися провещаваше Ему: Боже вышний, Царю невидимый, како зрю Тя и разумети таинства
не могу безмерные нищеты Твоея? вертеп бо малейший, и сей
чуждый, внутрь вмещает Тя рождшагося, и девства нерешивша, ложесна соблюдшаго яко прежде рождества, и дающего велию милость».
Поэтому-то пантеизм разных оттенков, —
не как религиозная идея, все-таки содержащая в себе частичную истину, но как мироощущение, — остается христианству столь далеким,
чуждым, даже враждебным и соперничающим.
Никакими психическими органами или чувствительными приборами
не может быть открыто присутствие Христа в мире, помимо благодатного удостоверения, получаемого чрез Церковь; хотя благодать и действует в мире, но как сила, ему
чуждая, сверхмирная, недоступная средствам мирского знания.
Можно
не знать Христа, будучи
чуждым христианству (каковы и теперь нехристианские религии, в известной мере принадлежащие к еще дохристианской эпохе), но зная о Нем и в то же время отрицаясь Церкви, как единственного пути жизни в Нем, человек делается жертвой религиозного обмана и самообмана.
Оставаясь ему совершенно
чуждым,
не юродствуя в сердце своем, нельзя достигнуть христианского отношения к себе и к миру, и в сущности мерою юродства, способностью отрицать мудрость мира сего определяются достижения на христианском пути.
Воскрешением предполагается
не только полнейшее подобие, но и нумерическое тожество:
не два одинаковых повторения одной и той же модели, в сущности друг другу совершенно
чуждых, но восстановление той же самой, единой, лишь временно перерванной жизни.
Искусство остается
чуждым трагического разлада, и Пигмалион, влюбленный в мраморную Галатею, в сущности, даже
не чувствует потребности ее оживить.
Т. 14. С. 154).], хотя и облекающимися в
чуждую и уродливую форму социально-политического утопизма, да и вообще известный аполитизм русского народа, имеющий источник
не только в недостаточной дисциплине личности и общества, но и вообще в отсутствии вкуса к срединному и относительному.
Неточные совпадения
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил и понимал в сферах ему близких и знакомых; в этой же
чуждой среде он был озадачен, ошеломлен, и
не мог всего обнять.
Как будто было что-то в этом такое, чего она
не могла или
не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступала другая, странная,
чуждая ему женщина, которой он
не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Положение нерешительности, неясности было все то же, как и дома; еще хуже, потому что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а надо было оставаться здесь, в
чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала, шел к ней; она была
не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем дома; она
не должна была придумывать, что ей делать.
Левин
не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что
не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более
чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
— Тем более, что я
не могу пробыть у вас долго, мне необходимо к старой Вреде. Я уже сто лет обещала, — сказала Анна, для которой ложь,
чуждая ее природе, сделалась
не только проста и естественна в обществе, но даже доставляла удовольствие.