Неточные совпадения
В России
идеи неокантианства активно пропагандировала и развивала группа философов, издателей журнала «Логос» (Б. В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен и др.).], Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен — все эти столь далеко расходящиеся между собою струи германства в «имманентизме», однако, имеют
общую религиозную основу.
Из кафоличности, как
общего качества религиозного сознания, следует, что в религиозном сознании, по самой его, так сказать, трансцендентальной природе, уже задана
идея церковности, подобно тому как в гносеологическом сознании задана
идея объективности знания.
(Очевидна вся недостаточность этого аргумента, который скорее может быть приведен в защиту
идеи откровения, нежели для подтверждения
общей точки зрения Гегеля: для него Бог дан в мышлении, есть мышление, а при этом, строго говоря, некому и нечему открываться, и если сам Гегель и говорит об откровенной религии, то делает это по своей обычной манере пользоваться эмпирическими данными для нанизывания их на пан-логическую схему).
В учении Аристотеля о формах мы имеем только иную (в одном смысле улучшенную, а в другом ухудшенную) редакцию платоновского же учения об
идеях, без которого и не мог обойтись мыслитель, понимавший науку как познание
общего (το καθόλου) и, следовательно, сам нуждавшийся в теории этого «
общего», т. е. в теории идей-понятий.
В учении Оригена
идеям отрицательного богословия принадлежит свое определенное место, причем нельзя не видеть близости его в этом отношении к Плотину. В книге первой сочинения «О началах», содержащей
общее учение о Боге, резко утверждается Его трансцендентность и непостижимость. «Опровергши, по возможности, всякую мысль о телесности Бога, мы утверждаем, сообразно с истиной, что Бог непостижим (mcompehensibilis) и неоценим (inaestimabilis).
Из
общего учения Канта об антиномиях сюда имеет отношение «третье противоречие трансцендентальных
идей» во второй, космологической, антиномии. Речь идет тут о конечной причине мира, относительно которой одновременно имеют силу следующие тезис и антитезис (Kritik der reinen Vernunft, Reclam's Ausg., 368–369 ел...
«Законы природы»,
идея о все
общей мировой детерминированности, о каком-то perpetuum mobile [Вечный двигатель (лат.).] есть необходимое вспомогательное орудие познания, его прагматические костыли, опираясь на них человек расширяет свою мощь и положительную свободу.
Идеи для мира явлений имеют не только художественно-эротическую и религиозно-мистическую достоверность, но и логическую значимость, как
общие родовые понятия (κοινόν, το εν επί πολλών, εν είδος εκαστον περί τα πολλά), причем эти понятия не суть только родовые имена, но выражают самые сущности предметов (οϋσίαι) [О смысловом значении «
идей» и «эйдосов» у Платона см.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии.
И для Платона, и для Аристотеля было одинаково бесспорно, что существует нечто
общее в понятиях, род или
идея, причем ни тот ни другой не понимали их в смысле номинализма, т. е. только как абстракции или условные имена — vox, но видели в них некие realia.
Идеи-имена, которые составляют онтологическую основу
общих понятий, суть первообразы существ в Софии, вне которых ничто не становится причастно бытия.
Реальное отношение между
идеями и первообразами, между родами, видами и индивидами выражается в том, что в
идее и
общее, и индивидуальное существует как единое, соединяется и родовая личность индивида, и коллективная индивидуальность рода.
Подобным образом, говорят, можно увидеть и всю жизнь, протяженную во времени, как слитный, вневременной, единый акт, или синтез времени [Этим дается ответ на одно из возражений Аристотеля Платону, когда он указывает, что неизбежно признать
идею «вечного Сократа», т. е.
идею индивидуального, между тем как она по существу есть
общее.
Выражаясь известным платоновским термином,
общим понятиям свойственна сопричастность
идеям (μέθεξις), но при этом им вполне не адекватно ни одно наше понятие, ни научное, ни философское.
Возможность
общих понятий коренится в умном видении
идей, но эти
общие понятия-идеи видятся не в их софийной гармонии или целомудрии, но в развернутом «развращенном» виде, как дурная множественность сталкивающихся центров, откуда проистекает и вся пестрота, хаотичность, неорганизованность бытия.
Мир имеет высшую основу в царстве
идей, или Софии, в которой согласно существует единое и многое, индивидуальное и
общее, одно и все в положительном всеединстве.
И нельзя отелесненные
идеи мыслить как бескачественные, однообразные монады, которые обладают способностью лишь взаимно отталкиваться друг от друга и тем возбуждать
общее чувство непроницаемости, но далее остаются «не имеющими окон» [Согласно Лейбницу, «монады не имеют окон, через которые что-либо могло войти туда и оттуда выйти» (Лейбниц Г. В. Соч.
Хотя собственная жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не имеют тела человеческого, но имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии
общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или
идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Однако эта
идея, применяемая им к разрешению и частных вопросов, только по видимости имеет эмпирическое происхождение, опираясь на огромный материал сравнительной мифологии, на самом же деле коренится в уже известной нам христологии Шеллинга и потому должна разделить
общую с нею судьбу.
Неточные совпадения
— У Чехова — тоже нет общей-то
идеи. У него чувство недоверия к человеку, к народу. Лесков вот в человека верил, а в народ — тоже не очень. Говорил: «Дрянь славянская, навоз родной». Но он, Лесков, пронзил всю Русь. Чехов премного обязан ему.
«Я слишком увлекся наблюдением и ослабил свою волю к действию. К чему, в
общем и глубоком смысле, можно свести основное действие человека, творца истории? К самоутверждению, к обороне против созданных им
идей, к свободе толкования смысла “фактов”».
Его занимал
общий ход и развитие
идей, победы науки, но он выжидал результатов, не делая pas de geants, [гигантских шагов (фр.).] не спеша креститься в новую веру, предлагающую всевозможные умозрения и часто невозможные опыты.
Тит Никоныч, попытавшись несколько раз, но тщетно, примирить ее с
идеей об
общем благе, ограничился тем, что мирил ее с местными властями и полицией.
Существует разительное противоречие между материализмом и логическим реализмом понятий, признающим подлинность реальности
общего, например, класс реальнее конкретного человека,
идея пролетариата важнее самого пролетариата.