Неточные совпадения
В своем отношении к
общей проблеме
религии Кант был ослеплен и загипнотизирован собственной религиозной доктриной и потому не мог посвятить трансцендентальному исследованию этой проблемы того внимания, которого именно от нею требовала бы логика трансцендентализма и простая последовательность.
Итак, в самой
общей форме можно дать такое определение
религии:
религия есть опознание Бога и переживание связи с Богом.
Итак, на предварительный и
общий вопрос «как возможна
религия?» отвечаем:
религия есть непосредственное опознание Божества и живой связи с Ним, она возможна благодаря религиозной одаренности человека, существованию религиозного органа, воспринимающего Божество и Его воздействие.
В замкнутом субъективизме, имманентизме и психологизме неповинна поэтому даже и эта
религия, как бы ни было скудно ее положительное учение о Боге [На это справедливо указывает Гартман, у которого вообще мы находим чрезвычайно отчетливую постановку проблемы
религии в ее
общей форме: он устанавливает, что «всякий объект религиозной функции есть бог; бог есть не научное, но религиозное понятие; наука может заниматься им, лишь поскольку она есть наука о
религии.
Трансцендентное в самом
общем смысле, т. е. превышающее всякую меру человеческого опыта, сознания и бытия, вообще «этого мира», дано в первичном религиозном переживании, поскольку в нем содержится чувство Бога, — это есть основная музыка
религии.
1. С. 371–409.] (хотя
общая его точка зрения радикального имманентизма, конечно, не благоприятствовала пониманию центрального значения молитвы в
религии).
Поэтому у Шлейермахера появляется уклон к адогматизму, составляющему естественный вывод из
общего его не только антиинтеллектуализма, но и антилогизма в
религии.
Чувство, по мнению Гегеля является у человека
общим с животным, которое не имеет
религии (причем Гегель, конечно, прибавляет, что Gott ist wesentlich im Denken [«Бог существенно есть в
религии» (там же.
Особую разновидность естественной
религии, или «
религии вообще», составляет так наз. теософическая доктрина, согласно которой все
религии имеют
общее содержание, говорят одно и то же, только разным языком, причем надо отличать эзотерическое учение, ведомое лишь посвященным, и экзотерическое, существующее для profanum vulgus [Непосвященная толпа (лат.) — выражение Горация («Оды», II, 1,1)]; различия символики и обряда, обусловливаемые историческими причинами, существуют только во втором, но не в первом.
Философия
религии относится к
общей системе философии таким образом, что «Бог есть результат других ее частей.
(Очевидна вся недостаточность этого аргумента, который скорее может быть приведен в защиту идеи откровения, нежели для подтверждения
общей точки зрения Гегеля: для него Бог дан в мышлении, есть мышление, а при этом, строго говоря, некому и нечему открываться, и если сам Гегель и говорит об откровенной
религии, то делает это по своей обычной манере пользоваться эмпирическими данными для нанизывания их на пан-логическую схему).
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное, единое в бытии и сознании [К этим
общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если
религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать
религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Истины
религии, открывающиеся и укореняющиеся в детски верующем сознании непосредственным и в этом смысле чудесным путем, изживаются затем человеком и в его собственной человеческой стихии, в его имманентном самосознании, перерождая и оплодотворяя его [Гартман, среди новейших философов Германии обнаруживающий наибольшее понимание религиозно-философских вопросов, так определяет взаимоотношение между
общей философией и религиозной философией: «Религиозная метафизика отличается от теоретической метафизики тем, что она извлекает выводы из постулатов религиозного сознания и развивает необходимые метафизические предпосылки религиозного сознания из отношения, заложенного в религиозной психологии, тогда как теоретическая метафизика идет путем научной индукции.
Развитое в тексте понимание соотношения между философией и
религией дает иное его истолкование и в значительной мере снимает самый вопрос о разнице между религиозной и
общей метафизикой, ибо в существе они совпадают и могут различаться скорее в приемах изложения.
Мысль рождается не из пустоты самопорождения, ибо человек не Бог и ничего сотворить не может, она рефлектируется из массы переживаний, из опыта, который есть отнюдь не свободно полагаемый, но принудительно данный объект мысли [Эту мысль С. Н. Булгаков впоследствии развил в своей работе «Трагедия философии» (1920–1921), о которой писал в предисловии: «Внутренняя тема ее —
общая и с более ранними моими работами (в частности, «Свет невечерний») — о природе отношений между философией и
религией, или о религиозно-интуитивных отношенях между философией и
религией, или о религиозно-интуитивных основах всякого философствования.
Итак, к антиномии приводит нас уже самое
общее определение объекта
религии, в котором содержится coincidentia oppositorum [Совпадение противоположностей (лат.) — термин Николая Кузанского.], заложено основание для двух рядов мыслей, разбегающихся в противоположных направлениях.
Действительно, попытка исчерпать содержание
религии логическим анализом
общих понятий приводит ее к иссушению и обескровлению — таковы «естественные» или философские
религии, пафос которых и состоит во вражде ко всему конкретно-историческому (вспомним Толстого с его упорным стремлением к абстрактно универсальной
религии: «Круг чтения» и под.); между тем живая
религия стремится не к минимуму, но к максимуму содержания.
Неточные совпадения
Ему было радостно думать, что и в столь важном жизненном деле никто не в состоянии будет сказать, что он не поступил сообразно с правилами той
религии, которой знамя он всегда держал высоко среди
общего охлаждения и равнодушия.
Жизнь эта открывалась
религией, но
религией, не имеющею ничего
общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была
религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
С первой молодости он держал себя так, как будто готовился занять то блестящее место в свете, на которое впоследствии поставила его судьба; поэтому, хотя в его блестящей и несколько тщеславной жизни, как и во всех других, встречались неудачи, разочарования и огорчения, он ни разу не изменил ни своему всегда спокойному характеру, ни возвышенному образу мыслей, ни основным правилам
религии и нравственности и приобрел
общее уважение не столько на основании своего блестящего положения, сколько на основании своей последовательности и твердости.
В другой раз она долго и туманно говорила об Изиде, Сете, Озирисе. Самгин подумал, что ее, кажется, особенно интересуют сексуальные моменты в
религии и что это, вероятно, физиологическое желание здоровой женщины поболтать на острую тему. В
общем он находил, что размышления Марины о
религии не украшают ее, а нарушают цельность ее образа.
Ум везде одинаков: у умных людей есть одни
общие признаки, как и у всех дураков, несмотря на различие наций, одежд, языка,
религий, даже взгляда на жизнь.