Неточные совпадения
«Относительно этой формы бесконечности прогресса верно прежде всего то, что мы раньше заметили относительно качественно бесконечного прогресса, а именно, что он не есть выражение
истинной бесконечности, а есть та дурная бесконечность, которая не выходит за пределы долженствования и, таким образом, на деле
остается в конечном» (там же.
Духом, потому
остается навеки
истинным: кто ищет Бога не у Бога, с Богом и в Боге, тот будет искать на всех путях и ничего не найдет» [Sebastian Franck. Paradoxa, hsg, v. H. Ziegler (Diederichs).
Для выяснения взглядов Я. Беме надо иметь в виду его учение о «Деве Софии», которое
осталось определяющим и для Дж. Пордэджа [Божественная и
истинная метафизика, стр.119–124.].
В ветхом Адаме, или в развращенном и самостном человечестве, утрачена
истинная, чистая человечность, каждый
остается замкнутым сам в себе, человечество существует в смене индивидов и поколений, как коллектив, а не соборность.
Поэтому
истинное произведение искусства не может
оставаться замкнутым только в себе, в своей действенности оно зовет к жизни в красоте и пророчественно свидетельствует о ней.
Поэтому
истинное искусство обладает привилегией не бояться обнаженности и вообще не знает порнографии, т. е. преднамеренного смакования порока, и, наоборот, самая искусная порнография
остается вне искусства.
— На радость веселой встречи-с, после девятилетней разлуки, — ненужно и неудачно подхихикивал Павел Павлович, — теперь вы, и один уж только вы, у меня и
остались истинным другом-с! Нет Степана Михайловича Багаутова! Это как у поэта:
Неточные совпадения
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна
осталась верною
истинному богу.
Кухня была
истинным палладиумом деятельности великой хозяйки и ее достойной помощницы, Анисьи. Все было в доме и все под рукой, на своем месте, во всем порядок и чистота, можно бы сказать, если б не
оставался один угол в целом доме, куда никогда не проникал ни луч света, ни струя свежего воздуха, ни глаз хозяйки, ни проворная, всесметающая рука Анисьи. Это угол или гнездо Захара.
Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и
останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?» Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и ни одного-то человека здесь нет настоящего,
истинного, ни одного поступка действительного?
Они расстались, и Алексей,
оставшись наедине, не мог понять, каким образом простая деревенская девочка в два свидания успела взять над ним
истинную власть.
В них много
истинного, но много также и шалости; сверх того, на них
остался очевидный для меня след Гейне, которого я с увлечением читал в Вятке.